Что может быть хуже искусственной радости? Это как день рождения, когда тебе исполнилось двенадцать, и ты хочешь пригласить друзей. А родители говорят: в выходные приедет тëтя Маша с детьми и дядя Гена, тоже с детьми, конечно. И ты вроде пытаешься возразить, что тебе с этими рептилоидами скучно, но разве кого-то это интересует? «Они же твоя родня!»
И вот ты сидишь за накрытым столом, где практически нет ничего из того, что ты любишь и пытаешься изобразить радость. И тоскливая мысль долбит в мозг: «Лучше быть сиротой, чем с такой роднёй».
Потому что ты не знаешь, что такое быть сиротой. Потому что в твоей голове сирота тот, кому никто ничего не указывает. Ни учителя, ни старший брат. Делаешь что хочешь, живёшь как хочешь. И вроде даже плюшки от государства есть. Так мама говорила.
Но нет несчастнее детей, чем в детском доме. Уж кому как не им это знать.
Безликие стены, которые воспитатели пытаются украсить яркими рисунками и картинами. Рисунки слишком быстро теряют яркость, а сменить их забывают. Так и висят унылые солнца со скрученными уголками на однотонных стенах. То же самое и с картинами. Конечно, это не произведения искусства, а обычные фотографии животных, вставленные в рамку. Но видно и им здесь тоскливо, вот бледнеют на глазах.
Жалкая попытка сделать из детского дома Дом. Искусственные цветы на казённых столах столовой. Простыни со штампом. Обед по расписанию. Всегда один и тот же сорт мыла.
Анита пришла сюда работать совсем недавно. Её сердце ещё не покрылось пылью безразличия, не появился налёт равнодушия. Молодая женщина искренне хотела сделать жизнь воспитанников радостнее, поэтому старалась втянуть детей в различные мероприятия. С малышами проблем не было — они полны энергии, сил, открыты. А вот с теми, кто постарше — сложнее. Иной раз кто-нибудь из них начнёт раскрываться, делиться сокровенным, и только успеешь обрадоваться, как ребёнок р-раз и закрыл сердечко.
Но как цветы тянутся к солнцу, так и дети тянутся к тем людям, от которых исходит тепло. Скоро ребята ждали, когда можно будет провести время с новенькой воспитательницей.
— Ребята, а вы знаете какой сегодня день?
Анита зашла в комнату, держа в руках пачку листочков, вырванных из тетради в клеточку и ручки. Младшие бросились к женщине, начали наперебой выдвигать предположения о том, что они сегодня будут рисовать, а быть может, вырезать аппликации. Старшие недовольно скривились: уж лучше просто поболтать, чем заниматься всякой прикладной ерундой, что так любят взрослые.
— Сегодня день написания бумажных писем! — объявила Анита.
Малыши удивлённо смотрели на воспитательницу, а старшие отвернулись. Не обращая на них внимания, женщина продолжала:
— Когда я была маленькой, вотсапа ещё не было, электронная почта тоже была редкостью. Но это не мешало общаться с друзьями, с которыми я познакомилась в летнем лагере. Потому что мы писали друг другу письма!
— Ну а нам то это зачем? — проворчала Настя, одиннадцатилетняя девочка, скептически реагирующая на любое предложение.
— А затем, что сегодня мы будем писать письма.
— И кому интересно? На деревню дедушке? — огрызнулась Настя, и остальные ребята её возраста дружно закивали.
— А кому захотим! — энтузиазм Аниты так просто не уменьшить. Тем более, к таким заявлениям она была готова.
— Я, например, напишу письма всем вам.
— Нам? — хмыкнул кто-то из старших. — Мы вам ещё не надоели?
— Нет, Вероника, почему вы мне должны надоесть? Я каждого из вас по-особому люблю. И вот об этом я напишу вам в письмах. А вот когда вы их получите будет для вас сюрпризом. Потому что ждать письмо — это особое удовольствие.
— Сомнительное удовольствие, — не унималась Настя.
— А вообще, можно написать письмо друг другу! — гнула своё Анита.
— Филимонова меня и без того достала, вот ещё письма ей писать!
— А что, кроме Филимоновой никого здесь больше нет? — улыбнулась воспитательница. — Знаете, писать письма — это не так просто, как кажется. Нужно подобрать слова, невозможно нажать delete и удалить слово. Если ты отправил, то уже ничего не изменить. Здесь придётся пошевелить мозгами.
— Если они есть…
— А ещё есть классный вариант — написать письмо самому себе в будущее. Рассказать о том, что сейчас переживаешь, а главное — рассказать о себе. Каким ты видишь себя через десять лет, например. Кем работаешь, чем увлекаешься, как живёшь. То есть ты из прошлого пишешь себе письмо в будущее. Или, наоборот, из будущего себе в прошлое.
— Вы нас запутали, Анита Юрьевна.
— Не ворчи, Настя, — улыбнулась воспитательница. — Я прекрасно знаю, что ты не такая ворчунья.
— Она ещё хуже! — Вставила Вероника и Настя шутливо замахнулась на подругу книгой.
— Я сейчас раздам вам бумагу, а вы напишете письма. Если их надо отправить кому-то, то у меня есть конверты. А если вы напишете себе, то просто запечатаете и напишете дату, когда конверт надо вскрыть. Тем, кто ещё не умеет писать я помогу. Вы нарисуйте рисунок, а потом скажете, что написать, я напишу.
— А можно писать кому угодно? — Настя хитро сощурилась, воспитательница довольно улыбнулась: ей удалось увлечь девочку.
— Да, кому угодно.
— Тогда я сейчас! — Настя вскочила и выбежала из комнаты.
Из-за неплотно закрытой двери было слышно, как она бежит по коридору в сторону спальни девочек. Через несколько минут Настя вернулась, держа в руках яркий буклет.
— Вот! Я напишу письмо в цирк! Я ни разу не была в цирке. Пусть приедут к нам с гастролями.
— Откуда у тебя этот буклет?
— Летом в парк ездили, там раздавали. Раз цирк до Липецка добрался, то до нас ему раз плюнуть. Всего пятьдесят километров.
— Настя, я думаю, там не всё так просто. Цирк сам не решает куда ему ехать, — попыталась возразить Анита.
— Я напишу этому… Как его… — девочка искала нужную фамилию в буклете. — Вот! Владимиру Усачёву! Это же его программа, а значит, он может решить.
— Настя, всё-таки это не самая лучшая идея. Нет гарантии, что он сам открывает корреспонденцию. Наверное, это делает секретарь. И возможно, сам Усачёв твоего письма никогда не увидит.
— Значит, всё, что вы нам говорили — брехня! — заявила девочка.
— Что именно?
— То, что надо верить в чудеса, в лучшее, ну далее по списку.
— Верить надо! Но надо найти баланс между верой и реальностью. Нельзя просто слепо верить.
Анита Юрьевна чуть приуныла. Не ожидала она такого поворота событий. Да уж с подростками надо быть настороже: твои же слова перевернут так, как им хочется. Не хотелось, чтобы девочка разочаровалась, но и переубедить Настю дело сложное.
— Ну попробовать же я могу?! — возмущённо воскликнула девочка.
— Конечно, можешь!
— А вы найдёте адрес этого цирка?
— Найду, думаю, проблем не будет.
— Ну тогда давайте свою бумажку!
Дети принялись писать письма. Тем, кто постарше пришлась по душе идея написать самому себе в будущее. Младшие рисовали, единогласно решив отдать все письма Аните Юрьевне. Воспитательница, кружившая в основном возле малышей, краем глаза наблюдала, как старшие разошлись по разным углам комнаты — стесняются друг друга — старательно выводят буквы, думают о чём-то, морщат носики, вычëркивают, пишут заново. Некоторым она дала новые листочки, потому что старые тексты не удовлетворили хозяек.
Наконец, все письма были готовы. Анита раздала конверты. Последней подошла к Насте, радостно складывающей листок пополам, а потом ещё раз пополам. Девочка положила в конверт, заклеила, вопросительно посмотрела на воспитательницу. Анита продиктовала адрес цирка Владимира Усачёва. Девочка обвела фразу «лично в руки».
— Дальше что? — спросила она.
Весь её вид выражал вызов, брошенный миру.
— Дальше я отнесу письмо в почтовый ящик. Остальные ребята написали письмо себе в будущее.
— Я сама хочу отправить!
— Настя, я живу рядом с Главпочтамтом. И занесу туда лично, попрошу, чтобы письмо точно дошло. А то ведь письма бывает, теряются.
— Как в «Ëлках»…
— Именно как в «Ëлках».
— Ну ладно, так-то я сама хотела. Никогда не бросала письма в ящик.
— Теперь ты знаешь, что их можно писать, и в следующий раз отправишь сама. А это очень важное, давай уж я сама.
— Окей, уговорили. Уф, я прям устала писáть.
— Усачёв опять в плохом настроении…
— Ой, надо быстрее реквизит приготовить. Сейчас начнёт выговаривать…
— Иногда мне кажется, что лучше бы он на нас наорал, чем разговаривал вот таким железным голосом, будто бездушный робот из спама.
Такие разговоры шли ноябрьским утром в цирке Владимира Усачёва. Сложно было представить, что когда-то этот вечно хмурый мужчина выступал на арене цирка. Говорят, это было давно, и тогда он ещё мог улыбаться. Он руководит собственным цирком вот уже пятнадцать лет. И если не знать, что это тот самый Усачёв, то вполне можно принять не за служителя лицедейству, а за строгого тюремного надзирателя. Очень уж суровый вид был у него.
Сотрудники его побаивались. Владимир Викторович хотя и был справедлив, но это не уменьшало его строгость. Заработная плата в цирке была выше, чем в других частных цирках. Поэтому работать у Усачёва хотели многие. Больши́м преимуществом было то, что Владимир Викторович понимал, что публику необходимо каждый раз удивлять. Он не ждал, пока программа устареет, он искал новые способы, креативил, искал идеи у зарубежных коллег. Поэтому его цирковая программа вот уже несколько лет была одной из востребованных среди частных цирков.
Между собой артисты и прочие сотрудники перешёптывались и строили различные предположения отчего их шеф такой неулыбчивый и требовательный. Они называли его за глаза «кгбшник». А почему именно так, никто уже не помнил. Видно, это работа ассоциативного мышления.
Ладно если бы Владимир Викторович Усачёв был только строг! Бывали дни, когда он был ещё и зол. Вот тогда-то лучше ему под руку не попадаться. Обязательно найдёт какой-нибудь изъян, навесит нагоняй, припомнит давнишнее невыполненное поручение. Как правило, за этим следовал зарплатный штраф, ну или минус премия. А в рубле терять никому не хотелось, хотя в глубине души многие из лишённых бонусных рублей понимали — шеф прав, и нагоняй отвесил вполне заслуженно. Но согласитесь, признать такое можно только очень глубоко в душе́.
Вот и сейчас по кабинетам и гримёркам пробежал шепоток, что шеф сегодня особенно не в духе. Сотрудники с утроенной силой взялись за дело, прекратились смешки и посторонние разговоры.
Владимир Викторович снял пальто, стряхнул с него мокрый ноябрьский снег, повесил на плечики. Не задерживаясь в кабинете, пошёл в зал, где проходили репетиции. Сегодня утром он узнал, что контракт, на который он надеялся, отдали другому цирку. Конечно, это не страшно, есть запасные варианты, и труппа без выступления не останется. Но всё же было неприятно — он потратил на подготовку несколько месяцев.
В январе заканчивался действующий гастрольный тур. А вот начиная с февраля ничего не было. Времени на подготовку достаточно, и он был уверен, что без гастролей не останется. Но всё равно настроение было подпорчено.
Да ещё утром поругался с женой. Он рассказал ей о сорвавшемся контракте, но разговор неожиданно потёк в другом русле, и Наташа вдруг заявила, что он кроме как о деньгах ни о чём не думает. Что его мозги заточены на «зарабатывание бабла», и ничего вокруг он не замечает. Мужчина отвечал, что вообще-то благодаря этой черте его семья давно ни в чём не нуждается. Да, он настоящий манимейкер, и гордится этим. А что за претензия с её стороны он не понимает.
Жена, кажется, единственный человек, который не боялся Владимира Викторовича. Ни в глаза, ни за глаза. За это он и полюбил Наташу. Никогда она не заискивала перед ним, даже когда он по рабочей привычке «включал начальника». Наташа умела переводить в шутку, сглаживать углы, стоять на своём или, наоборот, уступать. Но никогда не делала это из страха. Это всегда нравилось Владимиру в жене. Он словно каждый раз укрощал её, приручал, а она сбегала на свободу и всё повторялось заново. Это была их тайная игра, устраивавшая обе стороны.
А то, что заявила сегодня Наташа, стало для него неожиданностью. Тем более, он привык доверять мнению жены — та обладала удивительной интуицией. Неужели он действительно превратился в обычного манимейкера, и не осталось в нём никакой души. Отчего-то слова жены ранили, хотя он знал, что слывёт суровым мужчиной. Но мнение большинства его не интересовало.
Владимир Викторович зашёл в зал, где шла репетиция. Сдвинув к переносице брови, наблюдал. Подозвал художественного руководителя, начал расспрашивать, ещё больше хмуриться. Его строгий голос разливался по залу, заставляя всех немного втягивать плечи. Никто не хотел бы оказаться сейчас на месте худрука, и многие с облегчением подумали, что слава Богу их-то, кажется, пронесло. Сейчас шеф выпустит пар и немного подобреет. А может ,и вовсе уедет. Чего ему весь день делать здесь?
Но Владимир Викторович уезжать не спешил. Он прошёл практически по всем кабинетам и залам, в каждом задерживался, наблюдал, делал замечания. Ругал сотрудников, а в голове почему-то звучало два голоса из аудиосказки «Голубой щенок». Один голос доброго моряка, распевающего: «Ну что же такого сделать хорошего?» и голос пирата: «Ну что же такого сделать плохого?»
Вот этим пиратом он себя сейчас и ощущал. Вроде бы никакого вреда людям не причиняет, но чувствует, что исчезла из общения душевность. К нему стали относиться только как к успешному шоумену, не видя душу. А он сам-то её видит?
Вот сейчас прошёлся по всем кабинетам. Хоть одному сотруднику улыбнулся? Нет. Чего же он ждёт от людей, если у самого душа чёрствая. Говорят, рыба гниёт с головы.
Наконец, он добрался до своего кабинета. Офис-менеджер по обыкновению принесла ему кофе и положила перед ним конверт.
— Что это? — хмуро спросил мужчина, беря конверт в руки.
— Письмо. Написано «лично в руки». Сейчас обычно присылают электронные, а если официальные письма, то от руки тоже не подписывают. Поэтому мне показалось, что это личное, и я не стала вскрывать.
— Хорошо. Спасибо, — он дал понять, что она свободна.
Девушка вышла из кабинета, а Владимир Викторович повертел конверт в руках, и даже зачем-то понюхал. Пожал плечами, вспоминая кто такая Настя Ермолаева. Не вспомнил и аккуратно срезал край конверта канцелярским ножом. В голове почему-то промелькнула мысль, что сейчас его будут шантажировать. Детский почерк на конверте предполагал, что-то вроде: «Я твоя внебрачная дочь, ты бросил маму…» Но такого быть не могло, уж в этом Владимир Викторович был уверен. Но, видимо, эта мысль генетически вшита в сознание мужчины.
Он развернул вчетверо сложенный клетчатый листок и начал читать. С каждым словом лицо его становилось светлее, а к тому моменту, когда дочитал последнюю строчку, он даже улыбнулся.
Вскоре он откинулся на спинку кресла, сцепил ладони в замок и прикрыл ими веки. Со стороны могло показаться, что мужчина мечтает. Посидев так немного, Владимир Викторович достал телефон, набрал худрука:
— Дмитрий Егорыч, зайди ко мне. И Латыпова с собой возьми.
Он успел выпить кофе, когда в кабинет вошли художественный руководитель и режиссёр. Молча сели на стулья.
— Я хочу организовать новую программу, — сразу объявил Усачёв.
— Принципиально новую?
— Не совсем. Старую мы оставляем, с ней гастролируем. Здесь без изменений. Но мне нужна ещё одна — попроще, без номеров, требующих сложных специальных конструкций. Только программа должна быть настоящей, а не такой, будто нами рекламную паузу заполняют. Понятно?
— Ну в общих чертах да. Делаем из нашей труппы?
— Нет, они не успеют везде. Ищем новую кровь. Организуйте кастинг, распространите инфу в блогах о поиске новых номеров.
— Животные?
— Если только мелкие и только свои.
— А для чего нам это? — полюбопытствовал режиссёр.
— Эта небольшая труппа будет давать благотворительные представления.
— Благотворительные?! — в один голос воскликнули художественный руководитель и режиссёр. Усачёв, мужик не жадный, особенно если это важно для дела, но деньги считать умеет.
— Представляете сколько детей ни разу не видели цирк, потому что им это не по карману? А ведь есть ещё те, кто живёт в интернатах и детских домах. Вот уж кому точно не повезло. А мы организуем им детство с доставкой. Поэтому и программа нужна без сложных технических устройств, но качественная! Выступать, скорее всего, будем в актовых залах.
— А финансирование? — осторожно поинтересовался режиссёр.
— Сперва программу, кастинг, смету. Потом решим по деньгам. Скорее всего, оплачу всё сам.
Художественный руководитель и режиссёр выходили из кабинета в задумчивости. Что-то странное случилось сегодня с шефом. Не подменили ли его случаем? Оплатить тур — это не три рубля. А ещё если это благотворительный тур…
Но Владимир Викторович давно не был так уверен в правильности своих действий. Впервые он захотел сделать что-то просто так, сделать то, что не принесёт ему материальную выгоду, а радость. Он набрал жену:
— Наташа, помнишь ты говорила, что заскучала дома? У меня халтурка для тебя есть. Угу… Пойдёшь руководить новым направлением? Подробности дома. Всё, пока.
Благотворительное цирковое представление «Подари сказку» шло уже второй год. Неожиданно оно принесло его основателю — Владимиру Викторовичу Усачёву — выгоду, которой он не ожидал. Наташа находила спонсоров, к ним тянулись молодые, креативные артисты, зачастую показывающие интересные номера. Удачные номера Усачёв забирал в основную программу, популярность которой тоже набирала обороты.
В этом мире все случайности неслучайны. Пути пересекаются в тот момент, когда это нужнее всего. Где-то в далёком городе Лебедянь молодая воспитательница решила взбодрить ребят. А одиннадцатилетняя девочка в отчаянии написала письмо. Суровый директор цирка вдруг задумался о том, чтобы дарить людям радость, и письмо попало к нему в самую нужную минуту. Десятки молодых актёров не знали, как начать карьеру, и проект «Подари сказку» дал им эту возможность. Сотни детских глаз светились восторгом от происходящего на сцене.
А всё началось с маленького письма, написанного на вырванном из тетради листке. А может, всё началось гораздо раньше? Поди размотай этот замысел…
А где же сама Настя? Так вон же она дрессирует собак. Это же была её мечта. Ах, я не дала вам почитать её письма? Так это потому, что Владимир Викторович попросил поместить его в рамку и повесить на стену. Вот оно, с его позволения:
«Здравствуйте, Владимир Усачёв. Я пишу вам из детского дома города Лебедянь. Летом вы приезжали Липецк, но воспитатели сказали, что нам купили билеты в кукольный театр, и изменить ничего нельзя. Но лично я считаю, что цирк гораздо круче ненастоящих куколок и разряженных людей. Знаете, мне уже одиннадцать лет. Воспитатели говорят, что ещё чуть-чуть и я стану девушкой. А я ещё ни разу не была в цирке. И с каждым днём надежды становится всё меньше. Потому что билеты в цирк стоят дороже, чем в кукольный театр. А значит, скорее всего, нам их не купят. Лене Воробьёвой уже пятнадцать, и она ни разу не была в цирке.
А ещё я очень люблю собак. Будь моя воля, я завела бы их сто штук и дрессировала бы. А потом организовала бы свой цирк, совсем как у вас. Вот такая у меня мечта.
А пишу я вам для того, чтобы попросить приехать к нам в Лебедянь с выступлением. Вы же приезжали в Липецк, значит, можете приехать и к нам. Это же совсем рядом. Можно, конечно, попросить у вас билет, но мне не хочется ехать одной. Тем более, никто из наших не был в цирке. Разве только Лиза, но она уже не помнит, потому что была маленькая.
Наша воспитательница Анита Юрьевна говорит, что в чудеса надо верить. Вот и я буду верить, что моё письмо дойдёт до вас и вы обязательно приедете в Лебедянь.
С наилучшими пожеланиями Настя Ермолаева»
Но Настя не знает, что в конверте было ещё одно письмо, написанное торопливой рукой Аниты Юрьевны:
«Здравствуйте, Владимир Викторович. Каждому человеку нужна сказка, в которую он поверит. „Золушка“ давно устарела — никто не хочет чистить золу, в ожидании принца. Мир меняется, неизменным остаётся только человечность. Настя — замечательная девочка, которая осталась одна. Она не верит, что мир может быть к ней добр. Пожалуйста, подарите ей сказку.
С уважением воспитатель д/д Золотарёва Анита»
Cпасибо за лайк
