Детей было у них четверо. Старшая Анютка десяти лет от роду, Антон на два года младше, Сергей и Прохор – те были близнецами, обоим по четыре.
Жили в районном центре, где жителей было тринадцать тысяч, так что жизнь Панкрата и Светланы протекала у всех на виду. Родители Панкрата рано закончили свой жизненный путь, и осталась после них нехитрая избёнка. Вот в неё-то родимую и привёл Панкрат Емельянович, уже успевший за это время отслужить в морфлоте и по прибытии в один год схоронивший родителей, свою невесту Светлану. Свадьбу справили очень скромно. Хоть и был на дворе 1994 год и по телевизору денно и нощно говорили о богатой и бедной жизни народа, но Панкрату в его двадцать три года было не до особого пиршества, ибо извечная русская поговорка о том, что «сытый голодного не разумеет», как всегда, работала безотказно. Устроился дальнобойщиком. И вот ведь как бывает: вроде бы и зарплата приличная, и дети хорошие, семья не бедствует, но взялась Светлана пить. Панкрат пробовал по-всякому, деньги только на самое необходимое оставлял, не раз приходилось слышать ему опять же с экрана этого великого греховодника телевизора о том, что женский алкоголизм гораздо хуже мужского. И когда, уезжая в дальний рейс, он набирал на продовольственных базах ящики сгущёнки и тушёнки, и много чего другого, надеялся, что дети его будут сыты. А по возвращении от сердобольных соседей узнавал, что дети его ходили и просили у них поесть. Панкрат не был скандальным мужиком, но представить, что у него есть нормальные деньги, а дети его бедствуют, было невыносимо трудно. Сколько долгих разговоров было со Светланой. Она же, в свою очередь, считала, что муж, уезжая, их бросает, а значит не имеет права распоряжаться их жизнью. «Господи! – рассуждал Панкрат. – Ты очень давно знаешь, сколько всего такого похожего происходит на Руси, терпишь нас, грешных, ибо есть что-то на земле, чего человек не знает, может и хорошо что не знает. Очень уж много бед от излишних знаний на земле».
В очередной раз вернувшись из рейса, отец увидел, что его младшенькие сыновья Прохор и Сергей едят из собачьей чашки, в которую был навален не до конца сваренный комбикорм. Где простому человеку набраться столько терпения? Где взять силы, чтобы не довести это до беды, знает один Господь, но и человек не должен снимать с себя ответственности, потому как в самом простом человеке таится до поры до времени неслабая духовная сила, которой, если он захочет, может воспользоваться. Вера всё же есть и великое испытание. И Панкрат, обняв детишек, тут же и пожалел о своём решении оставить дома ящики со сгущёнкой и тушёнкой. Стоило ему вернуться, как убедился в том, что ни одной банки не осталось. Вспомнились Светины «выступления»: «Тебе что, жалко эти консервы? Люди бы поели!» Да и не против был Панкрат, чтобы люди поели, но ведь к Светлане ходили те, кто вообще не хотел работать, сколько раз ему самому при ходилось выслушивать, приезжая из рейса, от этих «гостей»: «Такая халява редко обламывается, твоя стерва всех принимает, как ты терпишь-то?»
Собираясь уезжать в очередной хорошо оплаченный рейс и уже скопивший к тому времени приличную сумму денег, Панкрат попросил соседей, чтобы они приглядели за детьми. За долгие командировки и платили хорошо. «А что же делать? – размышлял Панкрат. – Суд, понятное дело, отдаст детей мне, а Света после этого совсем сопьётся». И вдруг, остановив машину, обнял баранку и, опустив на неё исстрадавшуюся и уже наполовину седую голову, горько зарыдал: «Ведь люблю я её, четверых детей нажили. Только вот беда, часто нет меня дома, а мужики эти… да не было их никогда, одна у меня Светка, моя Светка».
Отворив через месяц калитку своей изгороди, Емельяныч ощутил всем нутром жуткое запустение. В его родном дому даже собаки были кем-то спущены с цепи. В доме же было не прибрано, в воздухе стоял несусветный перегар. И посреди двух абсолютно голых кавалеров лежала его жена Светлана. Осторожно взяв её на руки, он отнёс жену в кабину своего «КамАЗа». Решение появилось неожиданно, но сделать по-другому он уже и не смог бы. Притормозив возле недавно отстроенного православного храма, названного в честь преподобного Серафима Саровского, Панкрат, ведя уже наполовину протрезвевшую жену, надеялся только на встречу с протоиереем Пахомием Черниговым.
Это был их бывший одноклассник. В церковном приходе их встретили и проводили к служителю церкви. Нет, Светлана не провалилась от стыда и даже как-то вызывающе глядела на священника: «Что, воспитывать будете? Поздно, я уже конченая». Священник опечаленно поглядел Светлане в глаза и говорит: «Вижу я, Светлана, что тебе сейчас плохо, но подумай ты, как Панкрату твоему, легче ли? Ведь другой на его месте бросил бы тебя давно и был бы прав. А он богобоязненный, твой Панкрат-то». Подведя Светлану к образу Серафима Саровского, он приложил её голову к иконе.
Всё случилось не вдруг и не сразу. Посёлок их родной спивался – все знакомые, все друзья, вот к Свете и зачастили. Сперва казалось, что всё это временно, но так в жизни бывает редко. О Боже, что же пришлось пережить Светлане, когда в магазине каждый открыто осуждал её, откровенно говоря в глаза, что Панкрат бросит её и найдёт себе другую. Но не камнем ведь бесчувственным была Света, сидело в ней что-то такое, что понять порой нетрудно простым грешным людям. В девичестве вроде как все была, не хуже и не лучше. И вот, поди ж ты, пойми эту жизнь.
Икона подействовала как-то странно на Светлану, отныне лишь только брала она в руки рюмку, как образ святого Серафима тут же и являлся пред нею, да не один, а с плачущими её детьми.
…Прошло несколько лет. Светлана стала прихожанкой в храме и уже сама многих спасала, пройдя сквозь горнило личной беды. Панкрат же был несказанно счастлив. Отец Пахомий как-то в беседе сказал: «Конечно, Панкрат, самое великое, что ты сделал, это то, что не бросил жену. Вот и дети вам в награду – один краше другого». И, глубоко вздохнув, договорил: «Тут ведь никогда не ясно нам, грешным, что с нами может случиться по жизни, но Господь ведёт всех нас одному Ему ведомой дорогой. Не случись того, что было у вас со Светой, не было бы и другого. Уж десятки прихожан молятся за твою Светлану и говорят, что только она их спасла. Нам бы только научиться прощать друг друга – в этом истина, об этом учит нас наша вера. Но скажу тебе честно, Емельяныч, что случись со мной такая история, я бы её, может, и бросил».
День этот, когда разговаривали отец Пахомий с Панкратом, выдался солнечным, и они оба вдруг отчётливо осознали всем свои существом, как прекрасен этот мир, данный нам Богом.
Project: Moloko Author: Казаков Анатолий
Спасибо за лайк
