Гульнара, раздражённо складывала посуду в посудомойку. Каждое движение говорило о том, что она не в духе, внутри кипят эмоции.
Дзынь-к! — две кружки ударились друг о дружку.
Звянь-к! — ложки с силой приземлились в корзинку для приборов.
Бам-с! — прогрохотала крышка от кастрюли.
Если бы эмоции можно было материализовать, то, вероятно, кухня загорелась бы от такой смеси чувств. Возможно, Гульнара в таком порыве что-то и разбила бы, но посуду спас звонок в дверь. Женщина чуть прикрыла дверь посудомойки и пошла открывать. Наверное, это мама — она обещала с утра зайти.
— Привет, — буркнула Гульнара и выдавила из себя улыбку.
— Привет, — мама поставила на тумбочку сумку, разулась и сообщила, — Липового мëда не было, в этом году она рано отцвела. Но Марат абый дал мне свежий луговой.
— Ага, понятно. Спасибо ему. Чай будешь?
— Буду, — крикнула из ванной мама.
Через десять минут мама и дочь сидели на кухне, угощаясь свежим мëдом и травяным чаем.
— Что случилось, джаным?
— Да ничего, всё нормально, — женщина беспечно улыбнулась.
— Понятно. Поэтому всё время молчишь.
— Просто что-то настроения нет.
— Бывает… — мама не стала больше лезть с расспросами и сосредоточилась на чае.
У Гульнары зазвонил мобильный:
— Алло. Да. И что? Как знаешь… Делай что хочешь! — раздражённо бросила она напоследок и отбила звонок.
Мама внимательно посмотрела на дочь и на то, как она зло бросает телефон на мягкий диван, но промолчала. Гульнара смотрела на чёрный экран телевизора, висевшего на стене, и процедила сквозь зубы:
— С Дамиром поругались.
Мама никак не прокомментировала: знала, что если дочь не торопить, то она сама всё расскажет. Так и вышло:
— Нас в выходные пригласили на юбилей, а он уезжает! Хотя ведь знал, всё было давно запланировано. Я понимаю, дела не требуют отлагательств, но всё равно обидно. Все наши там будут. Сейчас так сложно собраться всем вместе, все заняты и тут такой шанс, а Дамир уезжает.
— Но я так понимаю у него действительно важно?
— Да, — грустно ответила Гульнара, со слезами на глазах. — У него всегда всё срочно и всегда важно! Но только не семья, и не я. Не помню, когда мы в последний раз отдыхали вместе. Я даже не про то, чтобы сходить куда-нибудь, а просто кино посмотреть, поболтать. Он приходит домой поздно, поел, в душ и засыпает.
— Дамир всегда был трудоголиком, — осторожно заметила мама.
— Знаю! Но не знала, что будет так тяжело. За столько лет я вроде привыкла уже, и глядя, на некоторые семьи вижу, что мне очень повезло с мужем. Трудоголизм не алкоголизм. Но вот на этот юбилей настроилась, а он с утра говорит, что надо срочно ехать в Елабугу, потому что там должны новые детали прийти, а мастер ногу сломал и некому.
— Ну так сходи одна на юбилей, отдохни. Дамир же не против, я правильно понимаю?
— Не против. Но я не хочу одна! Что я как брошенка всё время одна и одна. Все же будут парами, а я…
Гульнара нажала на кнопку электрического чайника и вскипятив воду, налила себе и матери ещё горячего чая. Села на стул, подпёрла рукой подбородок.
— Он, когда мне сегодня сказал, что в субботу уедет, я вспылила. Наговорили друг другу лишнего. И его понять можно, но и у меня претензии не на пустом месте. Семья — это не только материальный достаток, чем меньше времени мы проводим вместе, тем больше отдаляемся друг от друга. Тянется ниточка, и чем мы дальше, тем она тоньше. Вот-вот порвётся. Устала играть в одни ворота — я предлагаю, он отказывается. И так постоянно.
— До Елабуги не так уж и далеко он успеет вернуться. Пойдёте позже на юбилей.
— Да ну… Это уже не то. Наши в двенадцать собираются. Уху варить, шашлыки жарить. И что мы явимся к вечеру? Да и вернётся он уставший, а если ещё и поставщик сам приедет, то придётся его в ресторан везти…
— А сейчас Дамир звонил, что хотел сказать?
— Тоже предлагал приехать попозже.
— Ясно… Положи, пожалуйста, ещё печенье — вкусное очень.
Мама задумчиво ломала печенье на маленькие кусочки и отправляла их в рот, вприкуску со свежим луговым мёдом.
— Знаешь, мне бабушка твоя с детства одну историю рассказывала. Ты же знаешь свою бабулю — кремень, война закалила. А вот эту историю рассказывала и всегда рыдала. Что, когда тридцать ей было, что когда шестьдесят.
— Что за история? — чуть оживилась Гульнара.
— Ты же знаешь, что мой отец умер в первые дни войны?
— Да, конечно. Бабушка всегда об этом рассказывала.
— Об этом рассказывала, а вот о другом нет. Потому что до конца жизни ей стыдно было, хотя, если подумать, стыдиться-то нечего, а всё равно грызла себя изнутри.
— Хм, интересно. Бабуля же как танк шла по жизни, чтобы она чего-то стыдилась… Даже представить сложно.
— Как танк она стала уже позже, когда война, когда еды не хватает, а всё на фронт, на войну, когда меня надо было растить. Да и после войны ведь было тяжело, страна-то разрушена. Отголоски ещё десятилетия раздавались. Рассказывала мама, что в молодости была тонкой и звонкой. Всю жизнь жила в деревне, а мышей боялась, темноты боялась, даже корову доить и то боялась. Была скромной, тихой, с двумя широкими косами.
Они с отцом сразу приглянулись друг другу. Хотя мама всё время удивлялась, как он её заметил. Он был первым красавцем в деревне, гармонист и балагур. Мама говорила, что они были очень красивой парой. Просто загляденье. Жалко ни одной фотокарточки не сохранилось. Только с какого-то пропуска фотографии и есть. Это ты наверняка много раз слышала.
Гульнара кивнула. Всё это в подробностях она слышала от бабули сотни раз. И про молодость, и про деда, которого так и любила всю жизнь, хотя позже всё-таки вышла замуж во второй раз.
— А вот историю, которая произошла до войны, она никому не рассказывала. Мне-то рассказала, когда я уже в школу ходила, и то не просто так, а по поводу, в качестве примера. Папа мой хорошим специалистом был. Он от колхоза отучился на агронома, на его плечах три хозяйства держалось. Мама говорила, он мог утром сесть на лошадь и вернуться только через три дня. Пока все хозяйства обскачет, всё проверит… Ночевал в поле, возвращался голодный и похудевший. Но работу свою любил и в селе его уважали, на него равнялись.
Они прожили вместе всего год, счастливы были. Особенно зимой — добавляла всегда мама. Зимой поля каждый день объезжать не надо, и папка больше времени с ней проводил. Уже должна была я родиться, по срокам меньше месяца оставалось, когда отца позвали на какой-то слёт агрономов. Подробностей, конечно, никто уже не помнит.
Мама была против: ей скоро рожать, а его рядом нет. Говорит, они тогда здорово разругались, она сильно обиделась на него. Мол, мог бы отказаться, молодая жена на сносях… А он говорил, что к тому моменту уже вернётся, что не навечно же уезжает.
А получилось, что навечно… Потому что поехал он в Брест, там этот слёт проходил. И сама знаешь, что было 22 июня в Бресте…
— Началась война… — прошептала Гульнара. — Я и не знала, что бабай там погиб.
— Не знала, потому что бабуля не рассказывала об этом. Она и подробностей-то не знает. Неразбериха же была. Знает только, что добраться должны были 21-го, а 26-го слёт заканчивался, и они должны были сесть в поезд. У них и билеты уже были куплены.
— Да уж, обидно так умереть. И не на своей земле, и ребёнка не увидев. Он ведь, получается, даже не знал кто у него родился девочка или мальчик. Да и вообще, как-то нелепо, что ли.
— Да. Наверное, так и есть — нелепая смерть. Может, погибни он на фронте, бабушка не так переживала бы. И в тылу он очень пригодился бы — один здоровый мужчина заменял трёх женщин, и знаний у него хватало и здоровья. Но знаешь о чём мама сокрушалась всю жизнь, и почему никому не рассказывала эту историю? Потому что, поругавшись, не вышла она проводить его тогда. Говорит, злилась очень, обидно было — ей рожать первенца, а он всё об агрономии своей думает. И всю жизнь она себя виноватой в его смерти считает.
— А в чём её вина-то?
— В том, что всегда его провожала, благословляла, а в тот единственный раз не вышла. И получается, не уберегла своей любовью. Звучит странно, конечно, но у каждого свои тараканы в голове. С возрастом всё чаще крутишь в голове сюжеты из жизни и думаешь: «а что было бы, если я тогда…». Вот и она в последние годы она часто эту историю вспоминала, говорила, что из-за неё я без отца до восьми лет росла. Я уж как могла, успокаивала её, но всё равно она думала, что не поругайся они тогда перед дорогой, то иначе бы всё сложилось.
И как только я замуж вышла, она неустанно повторяла: «Днём можете ругаться сколько влезет, а спать в одну постель ложитесь. Хоть спинами друг к другу, но в одну. И никогда не уходите из дома, не обняв друг друга».
Гульнара задумалась. Вспомнила, как бабуля провожала её в город. Как раздражало бесконечное обнимание и слова на дорожку. А вон откуда, оказывается, ноги росли! Вспомнила о муже, и о том, как он сегодня уходил на работу, хлопнув входной дверью так, что посуда на кухне звякнула. Надо позвонить ему…
Мама посидела ещё немного и засобиралась домой. Гульнара осталась одна. Набрала мужа — недоступен. Внутри вспыхнул холодный комочек страха. Стараясь ни о чём не думать, женщина принялась за домашние дела. Но то и дело бросала взгляд на телефон, набирала мужа — а он опять недоступен.
Гульнара успокаивала себя тем, что так уже было много раз: в цеху толстые стены, Дамир постоянно перемещается и, видимо, связь не всегда есть. Два раза пришло сообщение, что абонент появился в сети, но, когда женщина набирала мужа, телефон вновь был вне зоны действия сети.
После разговора с мамой тревога не покидала. Вернулись дети и помогли отвлечься от беспокойных мыслей. Пока ужинали, проверяли уроки, разговаривали, вечер прошёл, пришло время укладываться спать. Дамира всё не было. В обычные дни Гульнара пошла бы спать, не дожидаясь мужа, но сегодня было важным встретить его, да и уснуть не получится — слишком много беспокойства внутри.
Когда в одиннадцать ночи, женщина услышала звук поворачивающегося ключа, облегчённо и радостно вздохнула.
— Привет, — вышла она навстречу к мужу.
— Привет, Гуля. Ты чего не спишь?
— Тебя жду. У тебя телефон недоступен, я переживала, — Гульнара дождалась, когда муж повесит ветровку на вешалку, подошла к нему и обняла.
— У меня зарядник в машине сломался, то заряжает, то нет. Новый купить не было времени. Телефон в обед разрядился, а зарядить нечем. Но это даже к лучшему — никто не отвлекал, я сделал больше, чем планировал. В Елабугу съездил, как раз сейчас оттуда.
— Как в Елабугу? Ты же в субботу планировал.
— Договорился с поставщиком и приехал к ним на производство, там посмотрел все детали. Купил нужные образцы, завтра ребятам отдам — пусть тестируют. Остальное мы с ним по телефону обсудим, — Дамир хитро улыбнулся, — У меня в субботу мероприятие намечается, не могу же я жену одну отправить…
~~~~~~
Сюжет этой истории довольно прост, и тема достаточно избитая. Но родилась эта история после общения в комментариях с одной из подписчиц. Думаю, она узнает себя. Речь шла о самобичевании и о том, как много мы понимаем уже после того, как близкие нам люди покидают землю.
Каждый найдёт в этой истории что-то о себе и для себя. Но я хочу обратить ваше внимание ещё на то, что если вы что-то поняли, извлекли из ситуации урок, получили опыт, то в ваших силах передавать этот опыт дальше. Наверное, для этого (в том числе) он нам и был дан.
Спасибо за лайк
