С приходом осени с её холодными ветрами и затяжными дождями завершается дачный сезон. Садоводы-огородники запирают на семь замков свои дома, заколачивают окна, затыкают щели, оберегая жилище и дорогие сердцу припасы от мышей и воров. Посёлки пустеют. Зябко, неуютно, сыро… С наступлением темноты лишь кое-где вспыхивают одинокие огоньки — это зимовщики, заядлые огородники никак не могут расстаться с летом.
Вот к ним-то в поисках тепла и спасения устремляются забытые всеми коты и собаки, исправно служившие своим «заботливым» хозяевам и добросовестно развлекавшие их малолетних чад. Детей увезли в город, ну а братьям меньшим остается лишь ждать, пытаясь дотянуть до весны. Сумеют выжить — вновь ненадолго обретут друзей, нет — дачники заведут себе новых. И такую безрадостную картину я наблюдаю вот уже три десятка лет.
Я абсолютно не удивился, обнаружив возле своей двери неестественно раздутого и жалобно мяукающего серого кота. Был он каким-то невзрачным — маленькая голова, тонкий, как у крысы, хвост… Но, судя по окрасу, ушам и крутому лбу, предки его могли принадлежать либо к русской голубой, либо к английской породе.
Надо сказать, что в то время у меня жил кот Рыжик — истинный «сибиряк». Он так же прибился к моему дому на шестой день сентября, и было ему тогда месяцев семь от роду, не больше.
Из отдельной миски я покормил незваного гостя и стал звать его Серый. Насытившись, он боднул меня ушастой головой в знак особой признательности и удалился.
Через два-три дня Серый появился вновь, поел и уселся у двери. Вёл он себя по-свойски — ласкался, заходил со мной в подсобные помещения и всё намеревался проскочить в дом. Делал он это без хитрости — так, как будто давно здесь обосновался.
Когда мой «сибиряк» привык к неожиданному соседству, я начал пускать кота в дом. Рыжик пытался с ним играть: притаился за валенками, нападал, перепрыгивал через него… Однако Серый играть не хотел, шипел и принимал устрашающие позы, пытаясь урезонить молодого кота. Но вот что удивительно: как-то я строгим голосом одёрнул Серого, и после этого он, быстро усвоил урок, всю зиму терпеливо сносил домогательства моего кота. Конечно, повлияло на него не только мое предупреждение, а, скорее то, что Рыжик в глазах умудрённого опытом кота был сущим ребёнком. Животные, в отличие от людей, никогда не кидаются на молодняк, не обижают его. Природные инстинкты у них разлиты лучше любого разума.
Я обратил внимание, что по субботам и воскресеньям Серый приходит поздно и почти ничего не ест: видно, по выходным на дачу приезжали его настоящие хозяева. Полагая, что у кота есть пристанище, на ночёвку я его не оставлял. Но однажды, когда на улице было почти минус сорок, я уловил едва различимое мяуканье за окном. Замечу: когда долго общаешься с животными, переживаешь за них, вырабатываются удивительные чутьё и слух! Тревожный сигнал терпящего бедствие питомца можно услышать даже сквозь ветер, музыку и невероятный шум. Серый сидел на железном отливе окна, всем своим существом показывая, как ему плохо и холодно. Я взял его на руки и отнёс в баню, где всегда было тепло. Он настолько замёрз и устал, что даже не притронулся к пище. Свернулся клубочком и проспал целые сутки. Я решил, что он занемог, но, к счастью, всё обошлось.
Серый всё сильнее привязывался ко мне. И всё же его вид и поведение казались немного странными. С каждой неделей бока его увеличивались в размерах, словно раздуваясь изнутри. Играть он не любил, избегал встреч с молодыми котами, которые осваивали мою территорию. Вроде как болел чем-то.
Меня поражало то, что Серый точно знал моё расписание и безошибочно определял, когда я дома, а когда уезжаю. Видимо, анализировал мой график своим кошачьим умом. Вот и рассуждай после этого о рефлексах…
Зима миновала, сад снова требовал забот. Серый всегда находил меня на участке, где бы я ни трудился. Обычно он устраивался где-нибудь в сторонке и наблюдал за мной грустными глазами. О том, где его хозяева, я особенно не задумывался.
Как-то утром, в начале апреля, кот прибежал ко мне, потёрся о ногу и, отказавшись от угощения, исчез. К вечеру, когда стемнело, я выглянул на улицу и напротив двери обнаружил застывшего в неестественной позе Серого. Он распластался на животе,
вытянув передние и задние лапы и уткнувшись лбом в холодный каменный пол. На голос не реагировал, тело его обмякло, к носу присох кусочек глины — похоже, где-то по дороге Серый ткнулся мордочкой в землю. Я осторожно переложил его на уже зеленеющую травку. Он попытался отползти, но не смог. Я понёс кота и подсобное помещение и вдруг обратил внимание на его глаза — они были полны ужаса… Такое выражение глаз я видел у умирающего человека, когда работал в уголовном розыске. Мне стало не по себе. Ночью я несколько раз подходил к Серому, укрывал его ветошью, смачивал брыли и нос водой (так делают при отравлении до оказания ветеринарной помощи). Утром я всё же разыскал его владельцев. С визитом они не торопились, а когда наконец пришли, то долго удивлялись, как у меня очутился их кот. Хозяева забрали Серого и отвезли в лечебницу. Там выяснилось, что спасти кота уже нельзя — внутри сплошная опухоль.
Мне его было очень жаль. Казалось бы, что особенного — чужой кот, вон их сколько бегает. Увы, когда животное вручает тебе жизнь, лижет твои руки, привыкаешь и ты к нему. Каждый раз, приезжая с работы, я невольно ожидал его появления, чего-то не хватало.
Не выходило из головы, почему Серый, накормленный хозяевами, ушёл от них и упал не возле дома или на ступеньках, а дополз до площадки и свалился напротив двери, где первый раз мы с ним встретились. Думаю, он хотел со мной проститься, ведь животные чувствуют приближение смерти, а добро, сделанное человеком, ими не забывается.
Спасибо за лайк
