Зимой рано темнеет.
Недавно был обед, а уже вон и зорька вечерняя, полыхает по небушку, заглядывает в окно, озаряет горницу, крася привычные вещи в дивный цвет.
Стучит что ли кто? Что — то Пеструшка не забрехал, поблазнилось видно.
— Петровна, Петровна, дома ли?
— Аюшки, ктой-то там?
Лениво залаял, захрипел Пеструшка, старый, как и сама хозяйка кобелёк, выползая откуда-то из-под крыльца.
— Кто?- спросила снова
-Я, тёть Паша, Игнат Сиверцев
Бабушка прикрикнула на Пеструшку, загнала его в тёплую норку, открыла дверь, стоя на пороге подслеповато щурилась
— Председатель, ты што ли?
— Ну
— Проходи, ково стоишь тама
Она пошла обратно, в тепло, приглашая мужчину пройти, тот закрыл быстро двери сенок, шагнул в избу.
Зашёл, стоит мнётся
— Ну, проходи, чай будешь? А то можа, поешь, Игнаш?
— Да не, чаю вот попью.
— Давай, проходи. Раздевайся, всё один, Игнаш?
— Ну, тёть Паша. Один. Ну как один, с Мишкой. Работы полно, не до личной жизни, да и не заменит Мишке никто родную мать.
— На, поешь вот шаньгу, тоже напекла, а кому? Одна я, Матрёнины в се в город перебрались. Та тоже напекёт на целую семью и давай по соседям раздавать, — смеётся в сухой кулачок бабушка.
— Воот, тёть Паша, я поэтому и пришёл к тебе.
Не пустишь к себе жильцов?
Места у тебя много, а мы дровами обеспечим, бесплатно, сверху ещё пять рублей из сельсовета приплачивать будут. Ну картошку, морковку из колхоза. Молоко если надо, талоны выпишем.
— Да стой ты, затрындел, а кто жильцы то, Игнаш?
— Муж с женой специалисты молодые, он врач, она учительница.
Петровна пожевала губами
-А не буйные? Врач, так поди пьяница? Помнишь, у нас коновал был, Сизов, а дак ты ишшо малой был, ой умора была…
-Не, тёть Паша, не пьяница, серьёзные, молодые, из самой Москвы! Они хорошие. Завтра приезжают, дядь Вася на станцию поедет встречать.
-Ну дак чего? Пушшай живут, ну. Главное чтобы не пьяницы, не люблю.
-Нет, я вам слово даю. А если чего, мы быстро их, -Захар показал движение, будто кого пинает, — ну всё, тёть Паша, договорились?
-Да милок. Веди своих жильцов.
Я пока тама открою комнату, да протоплю, или уже утром, стой Захар, вот сумасшедший, понёсся. Стой, говорю, на-ка, шанег Мише, отнеси, да сам завтра позавтракаешь.
-Спасибо, тётя Паша
-Давай, беги.
Назавтра Игнат привёл жильцов к тёте Паше.
Он, высокий, статный, пальто с чёрным воротником, шапка пирожком, прямо начальник, — подумала тётя Паша, на ногах мужчины были надеты не пимы, как у деревенских мужиков, а ботинки.
Тётя Паша сразу окрестила его франтом, лицо у него было красивое, холёное, с чёрными глазами немного на выкате, острым сухим носом, поджатыми, вытянутыми в ниточку губами.
Важный, думает тётя Паша, прямо начальник.
— Владимир Александрович, — протянул важный руку, тёте Паше, и крепко пожал протянутую в ответ сухую ручку бабушки Паши.
-Надя, — вышла из-за важного девушка, — Надежда Ивановна, — поправилась девушка.
-А я, баба Паша, — сказала старушка, проходите вот ваша комната. Печку недавно протопила.
Комната была большая, чисто выбеленная, два окна, с весёлыми белыми занавесочками на которых были вышиты красные петушки.
Большая кровать с вышитым подзором, пущенным по низу и накрыта сверху розовым покрывалом.
На кровати большая гора подушек, поверх лежит аккуратная, белая накидка.
Между окнами стоит большой комод, на котором тоже лежит белая, кружевная салфетка, стоят разные фигурки.
У другой стены стол, большой, массивный, такой с места не сдвинешь, рядом пристроился небольшой диванчик, у кровати большой шкаф, тоже старинный, на полу домотканые половички.
Тепло светло, чисто.
-Ну вот, — сказал Игнат, — располагайтесь, ну, тёть Паша, как договорились, дрова, там что ещё…
-Хорошо, беги уже. Стоит, ногами перебирает, как конь с тойле, беги, сами разберёмся. Он хороший, Игнат-то молодой, а уже председатель,- это уже обращаясь к жильцам сказала, -на нём два колхоза, Дружба и Заветы Ильича, наш вот.
Крутится, у него жены нет, пацан остался, годов семь ему, Мишка. Ну ладно, обустраивайтесь, не буду мешать.
По внешнему виду, бабе Паше понравилась Надя, очень, а вот супруг её не очень.
Надменный какой-то, важный, словно гусь, думает баба Паша.
-Надя, я тебе обещаю, мы долго здесь не задержимся. Папа сказал, что нужно потерпеть год, и потом он вытащит меня…нас…обратно в Москву.
Надя послушно кивала головой и тихо улыбалась.
Ей понравилась бабушка, понравилась эта чистая комнатка, даже этот уставший, замученный председатель.
Владимир с Надей обустраивались на новом месте, мужчине всё было не по душе, но нужно было терпеть.
Спорить с отцом не было смысла, он догадывался, что папа это сделал потому, что сын ослушался его, и не женился на Людмиле, дочке нужного для отца человека.
Но Вова полюбил Надюшу, эту чистую, открытую девушку. Ничего, пройдёт время и папа с мамой тоже полюбят Надю.
Надя работала в школе, а Володя лечил жителей нескольких деревень сразу. Был он хорошим доктором, люди сначала не приходили, не доверяя ему, а потом повалили потоком, да так, что Володя приходил домой и едва поужинав доползал до кровати и сразу же засыпал.
В один из таких вечеров, Володя застал дома гостью
— Вова, познакомься, моя коллега Полина.
Полина была высокая, почти вровень с Владимром, блондинка с короткой стрижкой, большие синие глаза, пухлые губы, вся такая плотная, смачная, как сдобная булка, что стряпала кухарка Евдокия, в Володиной семье.
Полина играла на гитаре.
Закинув одну пухлую, белую ногу на другую, да так, что была видна кромочка её бесстыже-розовых трусов, из под не очень длинного платья.(Прям с ума свела Володю эта кромочка трусов, во сне снилась, на белых сдобных ляжках Полины)
Она тихонько перебирала пухлыми белыми пальцами, с накрашенными красным лаком ногтями, струны гитары, чуть склонив голову на бок, и пела грудным голосом про отворённую калитку, любовь шута и королевы, белые туфельки на промокших ножках красавицы.
Пошлость? Конечно пошлость, но от всей Полины, веяло этой пошлостью, вульгарщиной, тем, что сводит с ума добропорядочных мужчин.
С Наденькой , сдобную Порлину не сравнишь, Наденька умница, вся чистенькая, ухоженая, коротко стриженые прямые ноготки никогда не знавшие лака, с мылом вымытое лицо, тугая коса перекинута через плечо. Вся фигура Наденьки какая-то мальчишечья, суховатая, а вот Полина…
Летом Надя сообщила Владимиру, что беременна.
— Ах, поморщился Володя, — Надюша, ну как это не вовремя.
Он начал её уговаривать избавиться от ребёнка, и они первый раз по-крупному поссорились.
Володя не пришёл ночевать, остался в больнице, а Надя полночи проплакала.
Но всё же она настояла на своём, и весной, с первой изумрудной зеленью, родилась на свет девочка, красный сморщенный комочек, по имени Мария, Маша, Машенька, Манечка, Маняша.
И все эти имена принадлежали одной маленькой девочке.
Владимир всё чаще раздражался, оставался ночевать в больнице, Надюша всё чаще сидела дома одна с ребёнком, в такие дни баба Паша старалась развлечь и отвлечь молодую женщину.
Она стучала к ней в дверь, протискивалась бочком, забирала плачущую Машеньку, и давала Наде отдохнуть.
Однажды Володя не пришёл ночевать, днём его тоже не было, а к вечеру прибежала девчонка, дочка санитарки Анны, и передала бумажку для Нади.
Надя прочитала, потом ещё раз и упала на пол.
Завернув кричащую Машеньку, уложив Надю в кровать, накапав той капель сердечных, баба Паша отправилась в больницу, к Владимиру.
Но там сказали, что доктор уехал ещё вечером вчера, велел передать бумагу сегодня вечером, и лишь потом узнали, что Владимир уехал навсегда, бросив жену и маленькую дочь.Год его мучений подошёл к концу, пап позаботился быстрее забрать сына, правда одного.
Вслед за ним рассчиталась и уехала Полина.
Так Надя и Маша остались в деревне, с красивым названием Соловьи, а колхоз назывался Заветы Ильича.
Бабушка Паша во всём помогала Надюше. И справиться с болью от предательства, и с малышкой.
Надя, посоветовавшись с бабушкой Пашей вышла на работу, оставляя на неё Машеньку.
Сидя вечерами, наблюдая как Надюша проверяет тетрадки, покачивая тихонечко Машу, баба Паша чувствовала душевное тепло.
Они шли пить вечерний чай, и тихонечко делились своими жизненными историями.
-Я восьмая в семье была, — течёт тихий говорок, как ручеёк, бабы Паши. Как краски пришли, а это мне едва тринадцать исполнилось, так отец меня в соседнее село, за одиннадцать вёрст, старому вдовцу и сосватал. Приданного у меня не было,бедные мы были дак тот вдовец что-то ещё дал отцу, взамен меня, тёлку что ли.
У вдовца сын был, старше меня, Егорушка, хороший, ой хороший парнишка в войну сгинул, вот Матрёна к нам ходит, бабочка его.
-Баба Паша, да что же, неужто в тринадцать лет вас замуж отдали?
-Да милая. Время такое было, у отца окромя меня ещё семеро ртов, да сам с матерью, да бабка, мать его.
Вот он меня отвёз, а я пока батюшка добирался по дороге, лесом домой прибежала, он опять отвезёт, а я опять сбегу. Ой, было дело.
Так и бегала.
Избил он меня, матери настрого приказал не приближаться, и сёстрам, и бабке. Строгий батюшка был, да и боялся видно, что вдовец тётку назад затребовает.
Бросил в овине, сильно мне досталось.
Настёнка, младшая, проберётся пока сеструшки караулят стоят, губы смочит водой, протрёт там что, а лежу на животе, спина вся единая рана.
Приехал он, мужик-то мой, говорили сеструшки, потребовал у отца отдать меня, вынес на руках, так и нёс, до телеги.
А после, как кпривёз, домой занёс.
У него мать ещё живая была, вот они меня и выходили. Свекровь и муж мой Савелий Ипатьевич.
Хороший, золотой души человек окзался.
Я, ить, у него, как у Христа за пазухой жила пожалел меня, махонькую, трогать не стал.
А потом, как осьмнадцать мне исполнилось, уже матери его не было, призвал меня и сказал, что отпускает, и приданное даст за мной.
Да я никуда не пошла, время смутное началось, да и привыкла я, и полюбила его, как мужчину.
Бог нам не дал детушек, видно тогда в овине всё отморозила себе.
Двадцать лет ещё, как муж и жена прожили! О как девка. Внуки, это Егорушкины ребята,того, что в войну проклятущую сгинул, уже и правнучата взрослые.
А родных бог не послал.
Теперь вот, вы с Манечкой у меня есть.
Плачет Надя, рассказывает свою историю.
Помнит маму, молодую красивую, помнит папу, в военной форме. Помнит звёзды, яркие, слово Кремль помнит, имя Надя помнит.
Потом поезд, писать хочет, остановились. Там не мама, там другая мама, всё это урывками помнит, вспышками.
Пошли с другой мамой пописать, в кустики, смотрит мама побежала, огонь, грохот. Мама сказала стоять там, а сама побежала.
Потом Надя куда-то шла. Её нашла женщина, заплаканную, грязную, бредущую по полю, уже знали, что немцы разбомбили состав, в котором был вагон с детьми.
Женщина привела Надю домой, у неё было много детей, зиму она прожила у неё, а весной забрали в детский дом.
Надя ничего не знала, знала только имя Надя, знала что есть кремль и мама с папой.
После войны отправили весь детский дом в Москву, думали что найдутся родственники.
Многих детей разобрали, нашлись родители, братья сёстры или другие родственники. Только Надю никто не искал.
Так и осталась до самого выпуска, в детдоме.
Потом поступила в пед, на учителя начальных класов, встретила Владимира, вышла замуж.
Его родители были против…
Вот и вся история Надюшина.
Она уже спокойно могла говорить про мужа, почти без слёз.
Ещё к ним частенько заглядывал Игнат. Женщины заставляли его поесть, и передавали чего -нибудь Мишке.
Миша учился в школе, у Нади в классе.
Иногда она брала мальчика домой, вместе делали уроки, он помогал Наде натаскать дров, воды, играл с подросшей Машенькой.
Вечером забегал Игнат, они заставлляи его попить с ними чай, забирал Мишку и они шли домой, в своё холостяцкое жильё.
Конечно в деревне поползли слухи, что мол, председатель-то, к учительше бегает.
Пришёл однажды Игнат, долго мялся, что-то говорить пытался, а потом позвал Надю замуж, а та согласилась.
Владимир, супруг её, давно письмо прислал, что она теперь женщина свободная, пусть зла на него не таит, про ребёнка совсем ни слова.
Стали жить вместе, бабу Пашу конечно не забывали, с собой забрали.
Большая теперь семья у Игната, домой идти хочется.
Дети продросли, бабу Пашу схоронили, долгую жизнь старушка прожила.
Надя всё курсы повышения всякие проходила, завучем уже стала.
Вот её отправили на слёт учителей в Ленинград.
Поехала, стоит в холле, смотрит женщина в годах уже, смотрит на неё, взгляда не отводит и Наде она кого-то напоминает, совсем смутно.
Потом женщина подошла к Наде и спросила
-Простите, вас ни Люба звать?
-Нет, — улыбается Надя, — Надежда я.
-Удивительно как вы похожи на одну хорошую женщину, просто удивительно.
Надя возьми и раскажи свою историю.
Та женщина разволновалась, Эмма Григорьевна её звали, и сказала, что она жила по соседству с одной семьёй, до войны. Там муж военный, жена врач, и у них была дочка Любочка.
В войну они растерялись. Сначала мужа призвал на фронт, потом жену, а дочку они отправили в Сибирь, но состав разбомбили.
Муж Константин, а жена Надежда, Наденька, Надя.
Они приезжали после войны, их дом уцелел, но несмогли пережить потерю дочки.
Костантин уехал в Москву, он оттуда родом, а Надя осталась в Ленинграде, живёт по другому адресу, она так и не завела семью.
Надя мало поверила в то, что она и есть та пропавшая девочка, мало ли врачей и военных в стране, мало ли составов разбомбили фашисты. Но всё же она не могла уехать, не убедившись в том, что это просто совпадение.
Они поехали с Эммой Григорьевной в госпиталь, где до сих пор трудилась Надежда, мать той девочки Любочки.
Женщины тепло встретились, обнялись. а потом Надежа Давыдовна увидела Надю…
Она стояла и молчала.
А Надя плакала, она узнала маму
-Родинка на шее, — шепчет Надюша, — родинка на шее, я всегда её гладила и целовала
-Да, плачет Надежда Эдуардовна, да. А у тебя родимое пятно, под коленом, круглое, с тёмными краями
-Да, под правым…
-Живая, живая…дочушка, кровиночка моя…Костя, Костя не знает?
-Нет, случайно встретила Эмму Григорьевну, я ей показалась похожей на вас..ттебя, — сказала с запинкой
-Ты просто вылитая я.
Так Надя которая на самом деле являлась Любой, нашла маму.
А потом и папу.
Через тридцать с лишним лет, после того, как потерялась, потеряла своё имя, свою фамилию, женщина нашла своих маму и папу…
Они не хотели её отпускать от себя ни на минутку, но у Нади- Любы, была своя жизнь.
Сколько радости доставили минуты воссоединения семьи, сколько пробелов заполнилось в биографии молодой женщины.
Папа на пенсии, преподавал военную кафедру, он жил какое-то время с женщиной, но любил свою Надю, и всю жизнь корил и её, и себя, за то, что не сохранили любимую дочку Любочку.
Теперь, когда Любочка нашлась, хоть и не привычно звать её Надя, да всё равно, лишь бы была жива дочка и здорова, теперь он почувствовал облегчение, и стал чаще созваниваться, приезжать в гости и звать к себе Надю-жену, хоть и бывшую.
Надя-Любаша, родила ещё мальчика, Костика, в честь дедушки назвали.
Большая, дружная семья образовалась у Нади с Игнатом, детей выучили, в люди вывели. Ни на минуточку не пожаллеа, что осталась тогда с мужем.
Дети внуков на лето привозили.
Миша военным стал, Маша врачём, а Костик на учителя выучился и вернулся в родное село.
Часто думала Надя, почему она не запомнила своё имя, почему именно мамино ей впечатлосоь в память, и с днём рождения почти угадали, записали в сентябре когда нашли её, а настоящий день рождения в октябре.
Так и прожила жизнь с двумя именами, для мамы с папой и других родственников Люба, а для остальных Надя.
Погода пасмурная, пора уже, как ваше настроение?
Говорят, чтобы неделя хорошо прошла, нужно с утра, поздороваться с понедельником.
-Здравствуй, понедельник!
Спасибо за лайк
