-В смысле ты ничего менять не собираешься? Ма, ты так-то бабушкой будешь.
Мишины родители обрадовались, а ты… Я тоже думала что ты как тёть Маша, заплачешь от радости. А ты…
— Ксюша, мне сорок семь лет, а Мишины родители на двадцать лет меня старше.
Им скоро по семьдесят, Ксюша.
Что же им не радоваться?
Нет, я рада конечно, я очень рада, я просто пока ещё не осознала это, когда твой ребёнок родит ребёнка.
Но, милая моя, я ещё от тебя не отошла, для меня ещё ты ребёнок.
Так что не обижайся. Конечно я буду любить внука или внучку, конечно!
Но не ожидай что я брошу все свои дела, и сяду около тебя, чтобы посвятить всю жизнь вам, нет, извини.
— Какая ты! Я думала что ты обрадуешься, начнёшь мечтать как будешь гулять с коляской по парку, будешь ездить на дачу с малышом, покупать игрушки, развивать ребёнка, а ты…
-Я? Ксения! Это должна всё делать я? Серьёзно?
Зять Ольгин, Михаил, был младше её на семь лет. Конечно она не обрадовалась, когда Ксюша, привела смущающегося мужчину знакомить с мамой.
— Мама, это Миша, мы любим друг друга и поженимся.
Ольга тогда впала в ступор нет, она конечно понимала что когда-то это случится когда-то дочь, приведёт молодого человека и представит его как любимого.
Молодого, думала Ольга, молодого, а не сорокалетнего, немного ссутулившегося, преданно заглядывающего в глаза девчонке, чуть больше двадцати лет.
Ольга зятя называла по имени и на вы, он её по имени отчеству и тоже на вы.
Сватья, зятева мама, называла Ольгу деточкой и дочкой. Была она простая женщина, хоть и прожившая всю жизнь в городе, но душевная, по-деревенски щедрая, добродушная и простая до безумия.
-Одно хорошо, — говорит Ольга подружке Вере, — не будет Ксюху мою долбать, как Сашкина маман меня в своё время. Если бы не она, может и жили бы до сих пор. Да ладно, что там… Лишь бы счастлива была.
-А Сашка -то что говорит по поводу… зятя?
— Ай — махнула рукой Ольга — орёт, что ему ещё. Меня винит, я, мол, воспитала такую. Я ему в ответ, что девочка папу искала, вот и выбрала постарше.
А он мне говорит, что я это виновата, отца ребёнка лишила. Ну его. То нормально общаемся, а то…
А сейчас Ксюша «обрадовала» маму своим интересным положением и обиделась что мама не подпрыгнула до потолка и не начала строить планы на будущих внуков и воевать со сватами за право воспитывать внука или внучку по своему.
— Дочь, не обижайся, я правда рада, но пойми меня правильно. Даже не знаю как объяснить, я всю жизнь с тобой рядом. Понимаешь?
Ты немного подросла, заболела бабушка, я ухаживала за ней, ты же знаешь.
Отец устраивал личную жизнь, а яс подростком и больной бабушкой, работала на двух работах.
Сейчас я думала что немного стало посвободнее, что у меня появится время на себя. Я давно хочу заняться йогой, понимаешь, йога это не просто зарядка, это смысл жизни…
— Всё, всё, всё, я поняла. Тебе йога дороже собственной дочери, извини что побеспокоила, впредь не позволю себе такой роскоши.
— Ксюша… Алё, Ксюша…
Но дочь уже отключилась и … поставила номер матери в чёрный список. Дозвониться до дочери Ольга не смогла.
Она попыталась позвонить зятю, но тот что-то мычал, мямлил и отключился.
Ольга смотрела в окно. За стеклом кружились снежинки. Они налипали на окно, складывались в узоры, как в детстве в калейдоскопе.
Оля сидела не включая свет и смотрела в окно, где в свете фонаря продолжали кружить снежинки свой безумный танец.
Как то жизнь прошла незаметно, думает женщина, вот уже скоро стану бабушкой.
Она вспомнила как ребёнком бегала в библиотеку, садилась в читальном зале в самом уголке, открывала книгу и…проваливалась в выдуманный мир.
К ней подходила библиотекарь, тётя Надя и тихонько стучала сухими длинными пальцами по спинке стула
— Олюшка темнеет уже, бабушка ругаться опять будет.
Бабушка не понимала страсти внучки к книгам и ругала её, люб конечно и из лучших побуждений.
— Ослепнешь, Олька. Ну что такое, всё пялишься и пялишься в эту книгу. Сходи вон, поиграй с ребятами.
Бабушка тихонечко вытаскивала из рук девочки книгу и толкала в сторону дверей.
Оля выходила на улицу, стояла в сторонке, наблюдая за резвящимися ребятами, отстояв положенный час, она со скоростью ветра неслась в подъезд, чтобы отчитаться бабушке в том, что напиталась уже свежим воздухом и может теперь спокойно приниматься за книгу.
Бабушка охала, качала головой, пыталась затолкать во внучку порцию наваристого борща или пюре с котлеткой, но Оля отважно сопротивлялась и прошмыгивала словно мышка в свою комнату, чтобы опять ухватится за книгу и окунуться в волшебный мир.
Раз в год её к себе брала мама, летом на каникулы.
Оля любила маму, но на совсем не знала её, стеснялась маму, её мужа дядю Витю, и немного совсем чуть-чуть завидовала своей сестре Тане, рождённой мамой от отчима.
Её одаривали подарками. Пытались сводить везде, показать как можно больше, только Оле этого не надо было. Ей бы посидеть рядышком с мамой, просто так, обнявшись.
Помолчать, даже не надо ни о чём говорить, а просто посидеть обнявшись.
Оля видела как сестра прибегает к маме залазит к ней на колени и садится, прижавшись всем телом.
У Оли не было такой роскоши, сидеть у мамы на коленях и молчать.
Оля была ранним, незапланированным и ненужным ребёнком. Кое-как выдержав эту муку, это наказание, летние каникулы у мамы, Оля с радостью ехала домой, лето она не любит с детства.
Зимой ей предстояла новая пытка, ехать к папе, хорошо хоть ненадолго.
Она ждала когда закончится эта неделя, чтобы уехать наконец-то домой, к бабушке и книгам своим любимым вещам.
А родители, исполнив родительский долг, облегчённо вздыхали и забывали о дочери на год, вспоминая только раз в месяц, когда регулярно делали бабушке переводы, на ребёнка.
Оля даже больше любила тётю Шуру, большую, толстую весёлую, вечно что-то жующую, громко смеющуюся, постоянно находящуюся на кухне. Она и Ольку пыталась накормить в эту неделю, пихая ей всё что ни попадя в рот.
Мама же была холодная, манерная любила живопись и знала наизусть множество стихов.
Бабушка робела перед «учёной » мамой Ольки, но и Шуру принять никак не могла, называя её сельпом и дЯрёвней. Хотя между тётей Шурой и бабушкой было много общего, они не дружили.
Бабушка была папина мама.
Потом Олька выросла и поступила учиться, она всю жизнь хотела стать археологом, но поступила на ветврача, по совету бабушки и папы с тётей Шурой, мама только плечами дёрнула она, думала Оля поступит на искусствоведческий.
Однажды она познакомилась с парнем, это был Сашка, её будущий муж. Взбалмошный, с горящими глазами кудрявым чубом и жаждой к жизни. Огонь и лёд, шутили друзья.
Он долго добивался расположения этой умной и холодной девушки, однажды, Оля уже работала в ветклинике, на краю города, он притащил тощего, ободранного, блохастого, со слипшимися глазами котёнка.
Оля выходила его, парень каждый день приходил и справлялся о здоровье Блюхера, так он назвал котёнка.
Блюхер вырос и превратился в красивого кота, редкого какого-то розового окраса с ярко-оранжевыми глазами и препротивнейшим характером.
Он прожил долгую жизнь и недавно не стало и Блюхера. При разводе он выбрал хозяйку.
Саша сначала забрал его собой, справедливо рассудив что раз дочка остаётся Оле, то кот останется с ним.
Но Блюхер думал по другому.
Он нещадно драл колготки и ноги пассий хозяина, мочился им в туфли и сумки.
Жевал волосы, и тянул их до тех пор, пока наращенные пряди не вырывались тонкими, длинными мочалистого вида ленточками.
Орал утробным голосом и дико вращал яркими своими глазами, как бы предупреждая, что это ещё цветочки, ягодки будут впереди…
Когда очередная пассия поставила Сашку перед выбором она или кот, Сашка выбрал кота.
Но Блюхер и не думал сдаваться, начал гадить в Сашкины туфли и кроссовки, бессовестно глядя тому в глаза.
Залез в шкаф и сделал там кучу, разодрав новую, шёлковую рубашку, весь низ, в клочья.
Тогда Сашкино терпение иссякло, он вернул Блюхера в квартиру, в которой тот вырос, к любимой Оле.
Кот демонстративно прошёл мимо хозяина, задев того пушистым хвостом, сел в свой горшок, установленный на привычное место и начал делать свои дела, утробно мурча и закрывая в блаженстве глаза.
Затем обнюхал все углы, и убедившись в отсутствии каких либо посторонних мужских запахов, залез к милой Оле на руки, свернулся комочком и заурчал.
Будто успокоившись, что наконец-то вернулся домой.
Блюхер прожил после этого с Олей семь лет и спокойно ушёл на радугу.
Ксюша предлагала Оле котёнка, но Ольга отказывалась, Блюхер это целая жизнь.
Жизнь… её Олина. Она не вышла больше замуж, не завела себе постоянного мужчину.
Несколько раз пыталась завязать отношения, да всё не то.
Вот итог, ей, Ольге сорок семь лет, вроде ни тот возраст когда посыпают голову пеплом…
Но нет никого рядом, даже дочь, самый родной и главный человек в жизни, вычеркнула её из это самой жизни.
А может и правда нужно было заплакать от радости? Побежать скупать в детский мир машинки, куклы, мячи, ползунки, коляски.
Может надо было закружиться в экстазе по комнате перечисляя кружки и развивашки, куда будет водить кровиночку…
А как же йога, грустно подумала Ольга и ещё кое-какие затеи на которые не хватало времени и средств.
Я же, я же хотела…видно дочка права, нужно покупать дачу, садить помидоры и малину для будущего внука или внучки.
Так быстро всё закончилось, вот я и бабушка, а потом что? Да ничего. Старость, забытьё, тлен.
Зазвонил телефон.
-Аллё, Ольга Вячеславовна Миронова?
-Да…да это я…
-Ваш муж просил позвонить вам и сказать чтобы вы не переживали, с ним всё нормально, он уже в палате и вы можете навестить своего любимого человека.
— Мой кто, простите?
— Муж, ваш муж. Александр Иванович Миронов ваш муж?
-В какой он больнице и что с ним? — устало спросила Ольга.
Ей назвали адрес и сказали что ничего страшного, банальный аппендицит. Через три дня выпишут, если всё будет заживать хорошо.
Оля поехала по названному адресу.
В палату её запустили сразу же, Сашка лежал у окна и травил анекдоты.
-Олька моя, — заулыбался радостно.
Двое»ходячих», поздоровавшись сразу же вышли, а один лежачий, извинившись, отвернулся к стене.
-Что это ты?
-Да вот, аппендицит приключился, представляешь.
Оля достала бульон, по дороге купила чистые носки и трусы, почему-то решила что это необходимые вещи для Сашки.
-Оля, прости
-За что?
-За всё, за причинённую боль, за всё. За маму. Я же тебя любил и люблю, прости…
-Миронов, у тебя всего-навсего аппендицит, может батюшку тебе ещё пригласить? Что за скорбные речи? Завещание не писал ещё?
Мне, чур, библиотеку, ладно?
-Оль, послушай. Я ведь дурак
-Да я знаю что ты не слишком умный. Но не дурак конечно, но есть немного.
-Оль… Я когда открыл глаза, знаешь, я понял вдруг что совсем один, на всём белом свете.
-Что это ты один. А как же твоя девушка?
-Оль, какая девушка, ну что ты тоже. Так попонтоваться брал.
-Кого?
-Ну эту, Полину, или как там её. Просто перед вами всеми, нет у меня никого, давно. Да и не было, по хорошему-то. Я же говорю дурак я. Я молодость догнать пытался. Когда понял что ищу тебя, всё на свои места и встало. Ты как раз с этим, с Борисом встречалась. Я думал что у вас серьёзно.
-Ты знаешь что скоро станешь дедом, — резко перевела тему Ольга.
-Нееет. А что? Ксюха…она …
-Да, семь недель.
-Вот что она хотела мне сказать на Рождество, — протянул Сашка, — нифига себе, слышь как тебя, Олег, — обратился он к лежащему на боку мужчине, — я дедом стану, представляешь.
-Хорошее дело, — сказал мужчина покряхтывая.
-Ё- маё, ну Ксюха, вот доча…
Оля смотрела на Сашу и чувствовала себя … виноватой.
Ну что вот она, обидела Ксюшу, вон Сашке не дала сказать. Какая йога. Какие…
Она немного ещё посидела у Сашки и пошла домой.
Уже подходя к дому, позади неё послышались торопливые шаги, Оля посторонилась, чтобы пропустить.
-Девушка, возьмите его к себе…Я вижу вы хорошая, а у меня пропадёт…Пьющий я…Возьмите…
Оля смотрела на маленького, неказистого мужчину, за пазухой он держал что-то живое, щенок, ахнула Ольга.
-Воозьмите, девушка…Пьющий я… пропадёт животное.. Я иду, а они.. вот всех пристроил один, остался…
Оля осторожно взяла маленький, скулящий комочек, с прижатым к животику хвостиком.
Щенок пискнул и вытащив язычок, лизнул её в нос.
-Скоро рождество, — сказал кто-то рядом.
-Ноэль, что значит Рождество, — всплыло в голове у Ольги, будто чей-то голос поговорил ей это.
-Ноэль, я назову его Ноэль, — сказала Оля повернувшись к мужичонке, но его уже нигде не было.
Не буду ни о чём думать, не хочу, думает Ольга, наблюдая за ползающим по полу Ноэлем, вот, я теперь ни одна.
В дверь позвонили, соседка просила стульев, видимо пришла за стульями. Ольга открыла дверь.
-Михаил, что случилось?
-Ничего, Ольга Вячеславовна, — мужчина волновался, — там Ксюша…
-Что с ней? Где она? Что случилось?
-Всё хорошо… Ей стыдно… Простите её…
Оля заплакала, прислонившись к косяку.
-Аф, аф, — тявкнул маленький Ноэль.
-Мамочка, — вышла из-за двери Ксюша, — мамочка, ты чего, ой, кто это?
-Ноооээль, — плача говорит Ольга, — Ноэээль, что значит Рождествооооо.
-Семья, а вы чего на пороге стоите? Не пускают что ли? А, ну да конечно, такой охранник. Привет
-Аф, аф…
***
Кать, извини, не могу стулья дать, у меня дочь с зятем, Сашка, сваты, сестра Танюшка с семьёй, мама и папа приехали, все враз, представляешь.
Самой где-то надо брать стулья…
-Аф, Аф, — согласно тявкает Ноэль, — аф, аф.
Ноэль, что значит Рождество.
Спасибо за лайк
