Герман Володин окончил медицинский институт девять лет назад, но уже считался довольно опытным и подающим большие надежды хирургом. Был он высоким, спортивным и симпатичным. Медсестры и молоденькие врачи женского пола даже из других отделений городской больницы, где он работал, пытались соблазнить и окольцевать его, но безуспешно. Поэтому считали его сухарём и женоненавистником.
По осени в отделение пришли три новоиспечённых врача, только что покинувших Альма-матер для прохождения интернатуры: два парня и девушка. Германа назначили их наставником. Вёл он себя с ними строго и даже высокомерно. Девушку вообще игнорировал.
Симпатичная улыбчивая Валечка Воробьёва временами плакала от его откровенных насмешек над ней. Он советовал ей сменить специализацию, пока не поздно. Всё равно из неё не получится хирург. Всячески пытался доказать это, давая сложные задания, не допускал на операции.
Она рыдала, обижалась, но не уходила. Остальные интерны пытались заступиться за неё.
— Работа хирурга – не книжная романтика, а тяжелый и часто не благодарный труд на износ. Не женское это дело, — говорил он им.
После вечернего обхода Герман сидел в ординаторской и записывал ход операции в карту. В кабинет тихо вошла Валентина.
— Вы что-то забыли? – сурово спросил он, оторвавшись от записей.
— Нет. Я пришла сказать, — она потупилась и смущённо покраснела. Потом вздёрнула подбородок и решительно подошла к его столу.
— Вы бесчувственный сухарь, но я всё равно вас люблю, – выпалила она, прожигая его влюблённым и немного испуганным взглядом своих небесно-голубых глаз.
Он встал из-за стола, глядя на неё удивлённо и чуть снисходительно. Герман никогда не искал расположения понравившихся женщин, но и таких признаний ему никто никогда не делал. Пока он раздумывал, что на этот ответить, Валентина прижалась к нему, уткнувшись лбом в грудь и заплакала.
— Ну что вы, не надо… — говорил он растерянно и гладил её вздрагивающие плечи.
Они спали, обнявшись, на узком диване прямо тут, в ординаторской. Вернее, спала Валентина, положив голову на его плечо. А Герман смотрел в белеющий в ночи потолок и думал, что ему со всем этим делать?
— Я думал, никого нет. Ключи торчали в двери. Тебя заперли? – В ординаторскую с шумом смехом вошёл Володька Гальперин.
Герман сел на диване и спросонья быстро огляделся. Никаких признаков, что Валентина ночевала вместе с ним, не заметил. «Молодец. Сообразила уйти вовремя», — облегчённо подумал он и стал одеваться.
Герман сдал дежурство и отправился домой, мечтая принять душ и выпить чашку крепкого кофе без сахара. Перед своей квартирой замялся, роясь в карманах в поисках ключей. Дверь неожиданно открылась, и на пороге его квартиры возникла раскрасневшаяся Валентина в его фартуке.
— А воровать ключи не хорошо. Ты что, решила меня ограбить? — спросил он в своей снисходительно серьёзной манере.
Валентина улыбнулась и за руку втянула его внутрь.
— Раздевайся, иди в душ, а я пока дожарю сырнику. Кофе без сахара, как обычно? – спросила она уже из дверей кухни.
Герман покачал головой, улыбнулся и послушно пошёл в ванную. Сырники оказались необыкновенно вкусными. Он уплетал их за обе щеки, а Валентина довольно улыбалась и подкладывала ему ещё.
Сначала ему нравилось просыпаться от запаха кофе, вкусно завтракать и вместе с Валентиной бежать на работу. По дороге они расставались, к больнице подходили порознь. Вечером Германа ждал вкусный ужин и Валентина, готовая отдавать ему всю себя без остатка.
Но потом это всё приелось. Его стала раздражать её уступчивость, желание угодить. Когда он срывался на ней после неудачной операции, она уходила на кухню и там тихо сидела, пока он не засыпал. Он злился на себя, на неё. Снова долго не мог заснуть, думая, что этому всему надо положить конец, но как?
Однажды Валентина сказала, что беременна. Герман растерялся, застыл, снова не зная, что сказать. Нужно было срочно принимать какое-то решение, к которому он не был готов. На глазах Валентины выступили слёзы разочарования и обиды.
— Не плач. Просто неожиданно как-то. Завтра пойдем и подадим заявление в ЗАГС, — сказал он, наконец, и обнял её.
Валентина вскинула на него свои голубые заплаканные глаза и счастливо улыбнулась. Свадьба была скромной, но как полается с белым платьем и фатой. В больнице молодожёнов поздравили, дав двухнедельный отпуск. Женщины смотрели на удачную соперницу с завистью.
— Вот видишь, я был прав, что из тебя не получится хирург,- собираясь на работу, однажды сказал Герман. – Удел женщины хранить очаг и рожать детей.
— Я не против, — Валентина поправила шарф на его шее, встала на цыпочки и поцеловала в чисто выбритый, пахнущий кремом для бритья, подбородок.
Когда у Валентины начались схватки, Герман был на операции, на звонок не мог ответить. Она сама вызвала «скорую», взяла давно собранную сумку, и поехала в роддом. Только спустя несколько часов, он увидел её вызов на телефоне и сразу перезвонил.
Счастливым и уставшим голосом Валентина сообщила, что у него родилась дочка.
Все поздравляли Германа, а он спрашивал совета у каждого, что нужно купить и где? После работы бегал по магазинам и скрупулёзно выбирал коляску, кроватку. Накупил кучу одежды и игрушек. Не удержался даже от розового маленького платья. К выписке из роддома приготовил спальню, напоминавшую теперь бело-розовый будуар принцессы.
Ксюша, так они назвали дочку, была неспокойной и капризной, плакала день и ночь с небольшими перерывами. Измотанная Валентина валилась с ног, требовала помощи от Германа. Он часто оставался ночевать в отделении, чтобы выспаться. В обоих копилась усталость, раздражение и недовольство друг другом.
Они часто ссорились. И однажды Валентина взяла Ксюшу и ушла от Германа. Он не удержал её, не остановил. Когда натыкался на забытую игрушку или чепчик, на Германа накатывала тоска по тем дням, когда они жили вдвоём с Валентиной. По дочке он не скучал.
Развод прошёл быстро и гладко. Судьёй была женщина, которой Герман несколько месяцев назад вырезал грыжу. Жизнь его вошла в привычное русло. Он исправно платил алименты. На дни рождения Ксюши высылал приличные суммы. Встреч с Валентиной не искал. И она не навязывалась ему.
****
Спустя восемнадцать лет, одним воскресным утром в квартире Германа Володина раздался звонок. Он открыл дверь и увидел на пороге молоденькую симпатичную девушку.
— Здравствуйте. Я Ксения Володина, – сказала она.
«Ну и что?» – хотел сказать Герман, но тут его окатило горячей волной. «Ксения… Это же… дочь Валентины». Наверное, от растерянности он забыл, что она и его дочь тоже.
— Проходи, — он отступил в сторону.
Она вошла, поставила у ног спортивную сумку. Несколько мгновений они стояли и смотрели друг на друга.
— Мама умерла. Я приходила, но не застала вас дома. Не подумайте, мне ничего от вас не надо. Просто не могу там одна, в квартире, без мамы.
Герман молчал. «Дочь. Такая взрослая? И что с этим делать?»
— У тебя ещё кто-нибудь есть? Из родных?
Ксения замотала головой.
— Мы вдвоём с мамой жили. — Она вдруг подошла, прижалась к нему, уткнулась лбом в его плечо и заплакала.
Он гладил её вздрагивающие плечи, приговаривая:
— Успокойся. Все будет хорошо.
«Боже, это уже было. Всё точно так и началось тогда», — вдруг вспомнил он, как к нему пришла Валентина, призналась в любви, вот так же плакала, уткнувшись ему в грудь.
Но что-то внутри вдруг заныло, начало жечь, словно горячие горькие слезы прожигали его насквозь. «Что это, обычная жалость или проснулись, наконец, отцовские чувства?»
— Ну-ну. Хватит. – Он отстранился от неё, включил свет и открыл дверь в стерильно чистую ванную. – Умойся. Я пока чайник согрею.
Герман повернул ручку газовой плиты, и голубое пламя с шумом вырвалось из горелки, подрагивая неровными зубцами. Он поставил на конфорку чайник и задумался.
В кухню тихо вошла Ксения и села за стол, вытянув перед собой руки, сцепленные в замок. Герман повернулся к ней. Чёрный тонкий свитер подчёркивал её бледность, а покрасневший нос и опухшие от слёз глаза придавали ей трогательный и беззащитный вид.
— А кто у вас убирает? – спросила она.
— Что? – переспросил Герман.
— Я спросила, кто у вас в квартире убирает? Идеальный порядок везде. Чайник вот блестит, как новый. – Ксения взглянула на него и быстро опустила глаза.
— Я сам. – Герман пожал плечами.
— А хотите, я буду приходить и убирать квартиру? Я готовить умею. Когда мама болела…
— Почему не пришла раньше? – грубо перебил он её.
— Мама говорила, что вы живёте в другом городе и у вас другая семья. Извините. Только перед самой смертью рассказала… Вы бы всё рано не могли ничем ей помочь. – Она помолчала. — Вы один живёте? А если что-то случится?
— Что, например?
— Ну, не знаю. Вдруг вам станет плохо? Сердце прихватит…
— Я ещё не старый. Стакан воды сам могу удержать в руке. – Разговор начал раздражать Германа.
— Ты учишься или работаешь? — спросил он не из любопытства, а чтобы не молчать.
— Учусь на втором курсе в университете. Английский язык, — с готовностью ответила Ксения, словно ждала этого вопроса.
— Тебе мама сказала ко мне прийти, или ты сама?
— Сама. – Ксения ещё ниже склонила голову. — У меня никого больше нет, кроме вас.
— Только не надо плакать. – Герман поморщился, услышав, что она снова всхлипывает. – У меня ужасный характер. Тебе мама не рассказывала? Я одиночка по жизни.
— Мама говорила, что вы очень хороший человек и талантливый хирург. – Ксения подняла на него влажные глаза.
За спиной Германа засвистел чайник. Он выключил газ, достал из шкафа чашки с блюдцами, сахарницу, вазочку с конфетами, заварочный чайник. Ксения наливала в чашки заварку, а Герман – кипяток. Он вернул чайник плиту и сел напротив неё.
Ксения взяла конфету, развернула и целиком засунула в рот. Она пила чай и иногда бросала на него быстрые взгляды. «Моя дочь. В голове не укладывается». Все эти годы он не думал о ней вообще. Знал, что она есть и только. Валентина никогда не звонила, не приходила, ничего сверх алиментов не просила. «Что же мне с ней делать? Не выгонять же».
— Ну хорошо. Жить будешь в гостиной. Я привык спать в спальне. – Он поморщился, вспомнив, как готовил комнату к её приезду из роддома. — Тебе, наверное, нужно сходить домой за одеждой?
— Не нужно, я все принесла с собой. – Ксения робко взглянула на него.
— Как? И это вся твоя одежда? — Он вспомнил про сумку в прихожей.
— Да. Кроме зимнего пальто и сапог. У нас с мамой всё было. Только когда она заболела, много денег уходило на лекарства. – Губы Ксении задрожали.
— Пойдём, я покажу тебе комнату, — Герман резко встал из-за стола, не в силах видеть её слёзы.
Так Ксения осталась у Германа жить. Он приходил домой и замечал, что в квартире чисто и прибрано, на плите готов ужин. И когда она успевает? Он переводил ей деньги на карточку на продукты. Она ничего не просила для себя как мать. Такая же гордая и упрямая. Герман привык к присутствию Ксении. Она не мешала, не навязывалась.
Увидев её зимнее поношенное пальто, он повёл Ксению в выходные в магазин. Она крутилась перед зеркалом, примеряла пальто и куртки. Герман невольно залюбовался ею. Его распирало от гордости, что у него такая симпатичная и взрослая дочь. Оказывается, приятно делать подарки и видеть в ответ счастливую улыбку.
Через год она сказала ему, что выходит замуж.
— Ты не против? – Ксения робко подняла на него глаза.
— Почему я должен быть против? Ты взрослая. – Но он вдруг понял, что ужасно ревнует её. – Когда ты познакомишь меня с твоим… женихом. — Последнее слово далось Герману с трудом.
— В воскресенье. Ты не думай, жить мы будем в нашей с мамой квартире. Я буду приходить к тебе, убирать, готовить, как раньше.
— Это лишнее. Как-то же я жил до тебя. Ты его любишь? – Герман смотрел мимо Ксении.
Ему было неприятно думать, что она кого-то любит, будет принадлежать какому-то мужчине, уйдёт от него.
Ксения смущённо покраснела.
— Мне неудобно обсуждать это с тобой. Кажется, люблю. Но ведь пока не будешь жить вместе, не поймёшь, верно? – Ксения хотела ещё что-то добавить, но передумала, замолчала.
— Верно, — сказал он, вздохнув и вспомнив Валентину.
В воскресенье Ксения колдовала на кухне. Квартиру наполнили аппетитные ароматы. Жених сразу не понравился Герману — невзрачный, вёл себя развязно. Сказал, что бросил институт, мол, ошибся с выбором профессии. Работает в баре, ищет себя. Ксения сидела за столом напряжённая. Поняла, что её избранник не по душе Герману.
— А свадьбу, когда планируете? – Герман, наконец, поймал взгляд Ксении.
Она вспыхнула, отвела глаза.
— Мы решили немного пожить так, – сказал за неё жених. – Свадьба – это пустая трата денег. Главное, что мы любим друг друга…
— Свободная любовь без обязательств? – резко прервал его Герман. — От любви дети рождаются, молодой человек.
— Я не против детей, вы не подумайте. Вот тогда и распишемся. Но с этим мы не будет спешить, верно? – Жених взял Ксению за руку.
Герман смотрел на него, и в нём закипала злость. Всё про него понятно. Приехал из другого города, бросил учёбу, ни кола ни двора. А тут девочка с квартирой. «Имею ли я право вмешиваться? Запретить им просто жить вместе? Я не растил её, не воспитывал. Она вправе решать свою судьбу сама».
Когда Ксения собрала свои вещи и ушла, Герман места себе не находил. Не ожидал, что будет так скучать. С работы домой не спешил. Снова стал часто ночевать в ординаторской. И по-прежнему перечислял ей деньги на карточку.
Ксения забегала, что-то готовила, убиралась. Потом звонила и ругала, что с прошлого раза осталась почти вся еда в холодильнике.
Однажды он поздно возвращался домой после тяжёлого дежурства. Подходя к дому, увидел в окне кухни свет. Бегом поднялся на третий этаж, влетел в квартиру. В прихожей стояли туфли Ксении, на вешалке висела её курточка.
— Что случилось? – спросил он, влетев в кухню прямо в пальто. Увидел бледное лицо Ксении с тёмными кругами под глазами. – Вы поругались? Он обидел тебя?
— Нет. То есть, да. Он ушёл.
— Вот так взял и ушёл? – Герман резко, одним движением расстегнул молнию на пальто. Ему вдруг стало нечем дышать.
Ксения подошла, засунула руку под пальто и прижалась к нему.
— Я беременна. Он сказал, что дети пока не входят в его планы, что хочет продолжить учёбу… Пап, что мне делать? – Она робко посмотрела в его глаза.
— Какой у тебя срок?
— Четыре месяца. Прости меня. Я видела, что ты был против…
— Завтра я поговорю с врачом, сдашь анализы, сделаем УЗИ, — говорил он, а в голове билась радостная мысль: «Она назвала меня папой!»
— Сейчас я приготовлю ужин. Или у тебя токсикоз? Завтра бери вещи и переезжай ко мне. Нет, мы вместе пойдём, — возбуждённо и радостно говорил он.
Герман не ожидал от себя, что будет так трястись над беременной Ксенией. Не разрешал поднимать тяжести, сам ходил в магазины. Следил, чтобы она ела фрукты и обязательно гуляла каждый день.
Он уступил ей спальню, потому что там удобнее, большая кровать, которую не нужно разбирать. Можно отдыхать в течение дня. Сам перебрался в гостиную на диван.
Когда у Ксении отошли воды, Герман был на дежурстве. Он тут же бросился домой, сам отвёз её в роддом и нервно мерил шагами холл, ожидая конца родов.
— Успокойтесь, папаша. А лучше идите домой. Как родит, позвоним, — сказала пожилая полная акушерка.
Герман вздрогнул. «Папаша. А что, не старик ещё. Вполне гожусь на роль отца». Ночью Ксения родила девочку. Герман хотел внука, но расстраиваться не стал. Что бог послала. С возрастом он стал сентиментальным. Снова бегал по магазинам. Купил самую дорогую коляску, кроватку, кучу игрушек и одежды для малышки. Всё розовое, кружевное воздушное.
Ксения назвала дочку Валентиной, в честь мамы. При виде голубоглазой малышки сердце Германа затопила такая нежность, которую он не испытывал никогда прежде. Ксению он редко называл вслух дочкой. Теперь же всем хвастался, какая у него внучка, какие у неё голубые глаза.
— Если бы видели, как смешно она морщит носик и вытягивает губы трубочкой! — рассказывал он с восторгом коллегам.
С появлением внучки жизнь Германа кардинально изменилась, как и он сам. Некогда строгий женоненавистник стал мягким и внимательным дедушкой. Герман больше не задерживался на работе, торопился домой. Его не раздражали крики и плач маленькой Валентинки. Он брал её на руки, испытывая трепет и восхищение. И она почти тут же успокаивалась. Между ними возникла взаимная любовь, сразу и навсегда.
Подрастающая малышка делала с Германом всё, что хотела. А он баловал её. От любви к ней сердце строгого хирурга плавилось как мороженое.
Он всегда думал, что счастье в признании таланта, в уважении коллег и пациентов, в достижении намеченной цели. А оказывается, настоящее счастье в любви маленькой девочки с голубыми глазами. И другого счастья не надо. Лишь бы пожить, лишь бы никогда не расставаться.
Вот так посмеялась судьба над хирургом Германом Володиным. Как ни старался избегать женщин, судьба, словно в насмешку, подарила ему дочку и внучку. Они растопили его холодное сердце, наполнили его любовью, придали смысл его жизни.
«Есть отцы, которые не любят своих детей, но не бывает деда, который не боготворил бы своего внука»
Виктор Гюго «Отверженные»
Спасибо за лайк
