Резвый будет жить

Сделайте, чтобы он хотя бы не мучился… Валерий Петрович, не в силах больше смотреть на это, ушел. Проходя мимо управляющего, влепил ему звонкую пощечину: — Ты уволен!

Посвящается каналу “Авгиева конюшня”

Так случилось, что Резвый — единственный потомок титулованных родителей, едва успев появиться на белый свет, должен был его покинуть. Управляющий, ветврач, главный конюх Яков Трофимович и конюх Степаныч, обеспокоенные случившимся, стояли над новорожденным рыжим, как мать и отец, жеребенком. Ждали хозяина из Москвы.

Хозяин конюшен был человеком очень состоятельным. Страстный любитель лошадей выкупил за баснословную сумму принадлежащие некогда немецкому заводчику, бежавшему из России после падения царизма, огромный земельный участок вместе со всеми строениями, едва не доведенными за долгие годы до разрушения.

Отремонтировав построенные на века здания, он, не скупясь, оборудовал их по последнему слову техники. Это были не конюшни, а настоящие королевские хоромы для лошадей, стоящие стройными рядами.

Клиенты бизнесмена, впервые попадающие сюда, будь то богатые соотечественники или иностранцы, не скрывая восхищения, качали головами, многозначительно прищелкивая пальцами и цокая языком — колоссально.
После перестройки в стране резко поднялся спрос на элитных лошадей. Ради удовольствия от верховых конных прогулок вкупе с собственным престижем, сильные мира сего, не жалея средств, раскупали замечательно обученных, грациозных элитных красавцев, как оголодавшие расхватывают горячие пирожки. На особо ценные экземпляры была очередь.

Валерий Петрович начал стремительно развивать свой бизнес. Как воздух нужны были чистокровные производители. После долгих поисков и переговоров, конезаводчик приобрел то, что хотел.

Пришлось продать дорогую сердцу квартиру на Арбате, доставшуюся от покойного деда. Поставив на карту очень многое, увлеченный человек с нетерпением ждал появления на свет потомка от знаменитой пары.

В любимом деле Валерий Петрович был опытен, настойчив и полон неиссякаемой энергии. Он по достоинству ценил честный труд — зарплаты на предприятии были высокими.

С работниками же, не поддерживающими интересы бизнеса и вредящими, по его мнению, делу всей его жизни, хозяин был груб и скор на расправу. Кому, как не ожидавшим его служащим и рабочим было не знать этого, а потому ждали со страхом.

Мать новорожденного — чистокровная английская кобыла Стелла, стояла рядом и, поводя боками, ласково поддевала мордой под животик свое дитя, стараясь помочь подняться. Из умных материнских глаз на жеребенка крупными блестящими каплями падали слезы.

Малыш несколько раз приподнимал головку с большим отеком, закрывавшим левый глаз, но тут же беспомощно ронял её и бился в судорогах.

Стеллу увели. Проходя мимо денников, она видела тянувшегося к ней рыжего Чарли — отца своего малыша. Кони чувствуют беду на расстоянии.

В прошлом — знаменитый чемпион, он бил копытом и, заглянув в глаза подруге, заржал долго и протяжно. В этом крике была боль души за свое маленькое семейство и глухая тоска.

— Ну, что, довольны? Смотрите теперь, любуйтесь! Такого красавца погубили! А знаете ли вы, чего он мне стоил? Вы не жеребца угробили, а мою душу!
Валерий Петрович еще раз осмотрел умирающего малыша, слушая пожилого врача. Тот развел руками:

— Обширное повреждение мозга. Ничего нельзя сделать. Он обречен.
— Так сделайте хотя бы, чтобы он не мучился!
Валерий Петрович, не в силах больше смотреть на это, проходя мимо управляющего, влепил ему звонкую пощечину:

— Ты уволен!
Уволил и старшего конюха. В случившемся была их вина, они заслужили наказание. Стеллу берегли, как зеницу ока, но пару недель назад случилось непредвиденное.

Выводя на прогулку жеребую кобылицу, не усмотрели. К ней неожиданно подскочила молоденькая разыгравшаяся Глория. Её на тот момент не должно было быть у главной конюшни — проворонил дежурный конюх Алексей, которого незамедлительно уволили.

Приглашая Стеллу побегать с ней, как раньше, озорница взбрыкнула и ударила крепкими копытами будущую мамашу по животу. От хозяина происшествие решили было скрыть, но врач категорически отказался. Поднялась буря. Хозяин рвал и метал:

— Если что случится, не сносить вам головы!
За разыгравшейся нынче трагедией наблюдал стоящий поодаль Сашка — сын конюха Степаныча. Парнишка, с самого детства влюбленный в этих грациозных, умнейших животных, закончив восьмилетку, учиться дальше не захотел, раз и навсегда определив свою дальнейшую судьбу.

“Буду при лошадях, как мой отец и дед”, — решил уже по-мужицки крепкий, широкоплечий, как две капли воды похожий на родителя Сашка. Работником он был старательным. Если чего не знал — подсказывал отец.

Хозяин уехал. Сердце Саши сжималось от жалости к этому крохе, жизнь которого должна сейчас оборваться. Случившееся дальше он помнил смутно, слишком велико было нервное напряжение для вчерашнего мальчишки, но это заставило его навсегда поверить в то, что лошадиный бог есть.

Врач набрал в шприц “лекарство от всех болезней”, как вдруг почувствовал резкий укол в сердце, словно его пронзила раскаленная игла.

В последнее время сердце все чаще беспокоило пожилого доктора. Он, постоянно глотая лекарства, скрывал свой недуг, чтобы не лишиться работы, и успел понять, что с ним происходит, прежде, чем упасть ничком рядом с жеребенком. Не приходящего в сознание, его увезли на скорой.

Теперь старшим конюхом был Степаныч. Когда он пришел в главную конюшню, жеребенка там не было. Запропастился куда-то и Сашка. В их комнате в общежитии сына тоже не было. Отец проверил порядки, конюхов ночной смены и ушел спать. Лежа на постели, Степаныч гнал от себя тяжелые мысли. Неужели?

В это время запыхавшийся от спешки Сашка вез на тачке жеребенка. Изредка останавливаясь в темноте, он ощупывал малыша под старой попоной. Живой. Это придавало ему сил.

Перед побегом он раздобыл в незапертой поварихой кухне бутылку коровьего молока, подогрел, натянул соску и завернул в старый свитер. Вот и еда для него есть.

Подгоняемый страхом за маленькую хрупкую жизнь, Сашка несся по проселочной пустынной дороге к старому выпасу. Там сохранился балаган из толстых веток и лапника. Главное — все успеть до рассвета.

Ночью Сашка вернулся, разбудил отца и рассказал ему все, как есть.

— Я ухожу в деревню, отец. Не могу по-другому. Отдай мне мои деньги.
— Саша, не надо, вдруг догадаются. Привези ты его назад. Повинись, сынок…
— Нет, я его не дам погубить, может, он ещё выживет. Они пусть думают, что он на могильнике, я там нарочно землю подрыл. Скажи, что я в город уехал учиться поступать. Заявление сам за меня напиши. Только не выдай, батя. Если что, говори, что и сам ничего не знал…
Малыш был жив. Он даже пробовал вялыми губками понемножку цедить из бутылки парное молоко, купленное по дороге у хозяек.

Через двое суток Сашка пришел в родную деревню. Дождавшись темноты, он, как вор, пробрался в свою избу. С тех пор, как умерла мать, ничто сюда не тянуло. Они с отцом, который раньше работал вахтами, окончательно перебрались в общежитие на конюшне. Он не был здесь несколько лет.

Первым делом Сашка затопил печь и положил жеребенка на лежанку, застеленную старым отцовским тулупом. Началась отчаянная борьба. Спал новоиспеченный нянь урывками, как кормящая мать, хлопоча возле своего беспомощного подопечного.

К счастью, больной стал пить теплое молоко, а с ним в жилой деревне проблем не было.

Через две недели почти полностью спал отек. Маленький конек начал шевелить стройными ножками.

— Будешь жить, да ещё бегать резвее папки с мамкой, — приговаривал Сашка, разминая тельце хворого. Так появилось на свет имя Резвый.
Потом Резвый при помощи Саши стал потихоньку, оступаясь, ходить по избе. Малыш так привязался к заменявшему мать няню, что тянулся за ним по пятам, и это стало началом их победы над недугом.

Начали гулять во дворе, потом на лугу. Резвый стал бегать, переставляя все увереннее свои точеные ножки. Маленький обреченный жеребенок, окрепнув, постепенно превращался в грациозного рыжего скакуна, так похожего на Чарли.

От потерявшего покой отца приходили письма. Он звал Сашку назад. Каждое из них заканчивалось одним и тем же: “Так нельзя. Повинись, сынок…”

Саша и сам понимал это, но никак не мог решиться, не зная, какой будет реакция Валерия Петровича. Вот посадит его в тюрьму и будет прав — не бери чужое. Сомнения мучили парня, пока не приехал на машине с прицепом-фургоном отец:

— Собирайся, сынок.
Заехав на территорию, первым, кого они увидели, был хозяин. Валерий Петрович, побледнев от волнения, пошел к ним навстречу. Степаныч выпустил сверкающего на солнце, словно золотая монета, Резвого в стареньком недоуздке. Жеребчик заржал, отыскивая глазами Сашку.

Хозяин осматривал его и прикасался дрожащей от волнения рукой к рыжему красавцу. Он никак не мог поверить, что сын Стеллы и Чарли жив.

— Это Резвый, — Сашка волновался и говорил сбивчиво. — Простите меня. Мне его стало так жалко… Если хотите, то посадите меня в тюрьму, но только ведь он выжил…
Резвый стоял рядом с парнишкой, прижавшись головой к его щеке и, подтверждая слова друга, слегка кивал, потряхивая гривой.

Валерий Петрович подошел к Сашке и крепко обнял его, по-отечески похлопывая по спине. Потом резко отвернулся, его плечи подрагивали.

— Давай, Степаныч, командуй тут, расселяй, а потом оба ко мне. Я сегодня здесь останусь, — не оборачиваясь, хриплым голосом сказал хозяин.
Вечером был большой торт для чаепития и много разных фруктов для Сашки и Резвого.
Резвый — единственный сын знаменитых родителей, не был продан и остался у заводчика для племенной работы. Друзьям пришлось расстаться, когда Саша был призван на службу в армию.

Повзрослевший, сильный, смелый и решительный Резвый преданно ждал его. Это была дружба на всю жизнь.

Спасибо за лайк

Источник

Понравилось? Поделись с друзьями:
WordPress: 8.63MB | MySQL:64 | 0,425sec