Вероника долго ходила вокруг пятиэтажки в старом районе города. Ещё вчера она думала, что приехать сюда хорошая идея: взгляд со стороны поможет прояснить ситуацию, разобраться в том, в чём самой не получалось. Но сейчас она не была так уверена. Доверять жизнь гадалке, ну глупость же! Кому скажешь — не поверит. Вероника — востребованный дизайнер, успешная женщина, при этом счастлива в браке. Ну зачем ей вдруг понадобилось ехать предсказывать судьбу?
Это всё Настя, подруга. Как ей удалось убедить Веронику сходить к ворожее? Невероятно! Хотя ничего необычного — так было всегда. Вероника слишком рациональная и рассудительная. А Настя, наоборот, слишком воздушная. Её мир — это тонкая энергия, чакры, астрология. Нет, Вероника, не отметает всего этого, но всё же здравый смысл преобладал.
Наверное, поэтому они и дружили: каждая получала от подруги то, чего не хватало самой. Настя добирала уверенность в себе, смелость и решительность. Вероника — лëгкость, беззаботность и веру в другие миры. Настя со времён студенчества умела найти подход к серьёзной подруге. Там, где слова теряли смысл, она придумывала такие доводы, что Вероника соглашалась. «Наверное, в глубине души, я изначально хотела согласиться — рассуждала она после. — Иначе как объяснить, что я опять поддалась на Настину авантюру?»
Но вот поход к гадалке это что-то совсем необычное. Астрология, нумерология — это ещё как-то объяснимо, там расчёты, статистика, логика. А гадание что? Набор дежурных фраз? Попытка убедить? Но Настя уверяла, что от этой гадалки она, Вероника, будет в восторге.
Женщина посмотрела на часы — опаздывает на десять минут — решительно направилась к подъезду: не любит опаздывать или не приходить на встречи не предупредив. Ладно, раз уж договорилась, то сходит. Всё равно Настя с неё живой не слезет.
Вероника поднялась на четвёртый этаж старенькой хрущёвки. Из-за некоторых дверей доносился аромат свежеприготовленного ужина. Сглотнула слюну — сегодня даже в обед не получилось нормально поесть, и желудок встрепенулся, услышав приятные запахи. Когда-то они с папой жили в таком же доме, и поднимаясь сейчас по ступенькам, Вероника поймала себя на мысли, что возвращается в прошлое. Двери, обитые дерматином, старая краска на стенах облупилась, а в некоторых местах заметна неудачная попытка замазать бранное слово. Сейчас в каждой квартире массивная железная дверь, подъезды неприступно чистые, в углах моргает красный огонёк видеокамеры. Соседи друг с другом не знакомы. А ведь всего-то лет двадцать назад всё было иначе. Как быстро меняется мир!
Но было заметно, что жильцы этого подъезда стараются поддерживать чистоту, не запускают общий дом. Вон даже на подоконниках стоят милые комнатные цветы, и, судя по всему, чувствуют себя превосходно.
Вспоминая, как в детстве сбегала по ступенькам во двор, Вероника поднялась на четвёртый этаж, нашла нужную дверь и с решимостью закончить встречу как можно скорее нажала на звонок.
Дверь открыли почти сразу, Вероника едва успела расправить плечи.
Перед ней стояла невысокая пожилая женщина в простом домашнем платье. Седые волосы собраны в пучок. Примерно такой её и представляла Вероника, после описаний подруги. Будто бы просто бабушка на улице, но глаза необычные. Смотрит одновременно строго и по-доброму, по-матерински.
— Здравствуйте, — улыбнулась Вероника, едва приподняв уголки губ.
— Здравствуй, милая. Проходи. Не смотри, что на улице тепло, надень тапочки — полы у меня студëные.
Вероника послушно надела тапочки и вопросительно посмотрела на Марфу.
— Чаю хочешь? — неожиданно спросила та, и Вероника то ли от удивления, то ли оттого, что действительно сейчас думала о горячем чае, кивнула.
— Пойдём в кухню. Чайник у меня электрический, так что быстро вскипит.
Вероника думала, что Марфа сейчас начнёт расспрашивать о цели визита, что называется «прощупывать почву». Однако та говорила о том, что весна нынче ранняя, но несмотря на тëплое солнце, ночи прохладные. И что совсем скоро зацветёт сирень, и в соседнем дворе уже пестрит клумба с нарциссами.
Вероника слушала её, и отчего-то на душе становилось спокойнее. Словно в этих словах крылся тайный смысл и самым важным в жизни стали скворцы, а вовсе не проекты и работа.
— Вот ты, кажется, и отогрелась, — улыбнулась Марфа.
— Я и не замëрзла, я же на машине — ответила Вероника, но в ответ получила лишь тёплую улыбку.
— Пойдём в другую комнату, я там карты раскладываю. Не люблю на кухне.
— Да, пойдëмте, — Вероника посмотрела на часы.
— Снимай, — Марфа протянула колоду, а потом, быстро-быстро разложила карты на столе.
Помолчала недолго, разглядывая, получившийся пасьянс.
— Я вижу, у тебя хороший достаток. Причём не когда-то в будущем, а прямо сейчас. Но это закономерность, а не случайность. Ты к этому давно идëшь.
Вероника кивнула, всё верно. А Марфа продолжала:
— Одна часть твоей жизни закрыта. Ты не хочешь её открывать, но вот-вот появится женщина, которая попробует вскрыть этот замочек.
— Уже появилась, — прошептала Вероника.
Марфа внимательно посмотрела на неё, но ничего не сказала. Ещё посмотрела на карты, сказала несколько фраз о крепком тыле, поддержке и относительно ровном течении жизни, что в современном мире явление редкое.
— А та женщина, что с ней? — нетерпеливо спросила Вероника, и стало понятно, что именно об этом ей и хотелось знать больше всего.
— Эта женщина… Она очень близко к тебе, ближе некуда. Но одновременно между вами будто бы пропасть.
— А что вы имели в виду, говоря про закрытую дверь?
— Часть себя ты спрятала даже от самой себя. Но сейчас то время, когда можно вытащить спрятанное наружу и стряхнуть с него пыль.
— А это обязательно?
— Нет, только тебе решать что обязательно, а что нет.
— Но что-то изменится, впусти я её в свою жизнь?
— Если ты имеешь в виду материальную сторону, то нет, не изменится. А вот ты сама да.
— Не понимаю тогда что делать, — Вероника машинально водила пальцем по столу.
В кабинете у неё всегда под рукой был блокнот, а здесь за неимением его, она водила указательным пальцем, рисуя невидимые узоры.
— Она бросила меня и папу, когда мне было шесть, — начала Вероника. — Я помню, как она уходила, но тогда не понимала в чём дело. Мне казалось, что она просто уезжает в санаторий или к бабушке. Я помню, как папа объяснял мне, что мама уезжает насовсем, но такого слова для меня тогда не существовало. Помню, как она говорила, что устроится на новом месте и обязательно заберёт меня к себе. А я кивала, но не понимала что значит «заберёт к себе». Потом спросила у папы, что это значит, а он ответил, что вырасту и сама пойму.
Вероника взяла в руку карты и принялась вертеть в пальцах.
— Это она? — кивнула на бубновую даму.
Марфа кивнула.
— Недавно она появилась. Я даже не поняла, как это случилось. Просто позвонила мне как ни в чëм ни бывало. Сказала, что телефон нашла в соцсетях — я дизайнер и рабочий номер найти легко.
— А что отец?
— Он пока не знает. Ещё в ноябре он уехал в Черногорию, чтобы провести там зиму. В конце мая планирует вернуться. Я не стала говорить об этом по телефону.
Марфа вновь кивнула, а Вероника продолжала:
— Я не понимаю, что происходит. Для многих женщин дети — всё. А она отказалась от меня. За столько лет я всего несколько раз получала от неё открытки и бабушка передавала какие-то посылки с игрушками-побрякушками. Меня это совершенно не волновало, у меня всё было. Папа покупал мне таких кукол, которых ни у одной девчонки не было. По идее я должна ненавидеть её. Но я не испытываю никаких чувств, только равнодушие. Ну, появилась и ладно. Скоро, наверное, опять исчезнет…
— Если бы тебе было всё равно, то ты не пришла бы сюда, — заметила Марфа.
— Да… Просто, знаете, я странно себя веду. Мать не вызывает во мне никаких чувств, но я почему-то трачу на неё время и деньги. Вчера повела её в дорогой ресторан на обед. На прошлой неделе купила билеты в театр, причём на самое дорогое представление — из Москвы приезжали актëры. Подарила ей хорошую сумочку. Сейчас вот ищу для неё санаторий, говорит, что колени у неё ноют. И не понимаю зачем я всë это делаю. Подружка уверена, что это порча, ну или приворот, морок. Не знаю как правильно называется. Настя уже просканировала её энергетически, — Вероника ухмыльнулась. — Нашла какие-то привязки, подключки. Она и убедила меня прийти к вам.
Марфа аккуратно, карта за картой складывала колоду в одну стопку, глядя при этом на Веронику.
— Знаешь, я думаю в твоём случае равнодушие признак обиды.
— Нет, что вы! — с жаром воскликнула Вероника. — Я вовсе не обижена на неё. Папа заменил мне мать. Вы правильно заметили: у меня надёжный тыл. И это в первую очередь папа, а только потом муж.
— Да, твой папа — герой. Но смотри, что получается. Ты спрятала чувства к матери глубоко внутри. С детства говорила себе «мне всё равно». И я не знаю, может действительно, так оно и лучше для тебя. Психика уберегла тебя от боли. Ведь принять то, что самый близкий человек оставил тебя даже взрослому тяжёло. Вот ты и спрятала обиду за равнодушием. А сейчас она вылезает…
— Но я не обижаюсь на неё! В конце концов, мы с папой отлично справились сами!
— А вот это твоё желание тратить на мать деньги не что иное, как месть.
— Месть? Но это же глупо!
— Ты словно говоришь: «Смотри, от кого ты отказалась! Смотри, какой успешной я стала и без твоей помощи!» Будто бы хочешь сделать ей больно, заставить страдать. В этот момент в тебе говорит та маленькая девочка, которую оставила мать. Проявляется то, что было спрятано.
— И что мне теперь делать?
— Не знаю, — пожала плечами Марфа. — Решать тебе. Ты можешь оставить всё как есть, продолжать жить как раньше. Но, думаю, душа твоя мается, иначе не сидела бы ты здесь. Но ведь любые эмоции имеют свойства проходить. Однажды ты спрятала их, спрячешь снова, если захочешь.
— А другой вариант?
— Отпустить обиду, оставить за матерью право совершать ошибки.
— Но ведь она бросила нас! — воскликнула Вероника. — Моему младшему сыну сейчас семь лет, и я не представляю как я смогу его оставить и уйти в другую жизнь.
— Ты — не она. Не становись судьёй своей матери, иначе рискуешь зачерстветь душой.
— А что мне её простить предлагаете?
— Принять право на её жизнь. Принять, не означает согласиться и поступать так же. Принять, значит, дать ей право получать свой опыт.
— И что дальше?
— Отпуская обиды, человек делает лучше в первую очередь самому себе. Представь, что обида — это камень. И каждый раз обижаясь, мы складываем камень в мешок и тащим всю жизнь. А обида на родителей — это не камень, это булыжник. Кому станет легче, если ты выкинешь булыжник?
— Мне…
— Да, милая. В первую очередь тебе. Поэтому тебе и решать, что делать с этим дальше. Только уясни — нет правильного или неправильного. Есть только твой выбор, и делаешь ты его не из состояния «надо», а из желания, из готовности.
— Может нам к психологу сходить? — задумчиво произнесла Вероника.
— Может быть… Знаешь, когда ты примешь решение, то способ? которым его решить? найдётся. Не спеши, прислушайся к себе, пойми чего ты хочешь. Тебя никто не торопит. Позволь себе принимать решение столько, сколько тебе нужно.
— Да, я поняла…
— Знаешь, я обычно не предлагаю гостям чаю. Многие приходят просто получить ответы на свои вопросы. Но тебя мне захотелось напоить горячим чаем. Знаешь почему?
— Нет…
— Потому что внутри тебя ледник. Не ты виновата в том, что он образовался. Но в твоих силах растопить его.
Вероника кивнула. Она не стала говорить ничего вслух, но поняла всё, что хочет сказать гадалка. Этот ледник она иногда ощущает физически. И смутно понимает, что здесь его быть не должно. Словно, прочитав еë мысли, Марфа добавила:
— Эмоции — то, ради чего стоит жить. Именно чувства и эмоции делают нашу жизнь ярче. Блокируя негативные эмоции, мы блокируем и позитивные, разучиваемся радоваться жизни. Но если мы осознаëм это, то это уже шаг в сторону изменений. Ты можешь относиться к матери враждебно — никто не вправе тебя обсуждать. А можешь считать, что это отправная точка, с которой начнётся твой рост. Помни только, что неправильного решения нет. Есть то, которое ты сейчас сможешь выдюжить.
— Я поняла. Спасибо вам.
Вероника спускалась по ступенькам. И вспоминала как много лет назад бежала также «встречать маму». Папа говорил, что она не придёт, но она всё равно бежала и сидела возле подъезда, пока небо не становилось тëмным. А потом приходил папа, поднимал на руки и, не замолкая ни на минуту, уносил в квартиру. Вспомнила, как поглядывала за мамой подруги. Та подводила губы возле зеркала, и Веронике так хотелось, чтобы и её мама красила губы яркой помадой. И её научила этому же. Столько воспоминаний и фантазий она спрятала глубоко внутри.
Что же… Кажется, пришло время стряхнуть с них пыль…
Спасибо за лайк
