Его не все любили. Имя забыли. Ведун – так прозвали, видимо, потому, что он был проводником через болото.
Болото таит в себе гибель для человека. Ведун знал тропу, отступи на полшага – провалишься. Может засосать глубоко, до гибели. Он – спаситель людей. Но благодарность – не главная черта человечества.
Вокруг болота была возведена насыпь, по ней шла дорога в камушках. В то время люди ещё не баловались автомобилями. Ездили в бричке редкие, в основном, великие люди: председатель колхоза (тогда маленького), бригадир, а иногда Сам председатель сельсовета. Мы, грешные, шли пешком, а повезёт – на попутках: телегах, грузовиках. Но такие ходили редко.
Торопливые люди шли напрямик, через болото, к родственникам или просто к знакомым. Русского человека хлебом не корми, только дай сбегать в гости. Гостей любили, потчевали «хлебом-солью». Пришёл гость – что есть в печи, на стол мечи. Так по-русски.
Проводнику, в дни моего детства Ведуну, платили гроши или натурой.
Ведун – мужчина огромного роста, с богатырскими ручищами, лицо всё заросло густыми, чёрными волосами. Из них сверкали глаза – не очень приветливо.
Жил Ведун не в родной деревне – где-то ведь он родился, – а на краю болота, в дремучем, непроходимом лесу.
Избушку сам вырубил. Не изба – берлога. И вылазил из неё медведь медведем. Печурку ему сложил печник, иногда ходивший через болото. Всё для печки привёз в телеге.
Кормился Ведун изобилием северного леса: ягоды разных видов, грибы (это засушивал), орехи кедра – вкусные, питательные, целебные. Их он заготавливал на зиму. Бортничал: выгребал в меру из дупел мёд диких пчёл, бо́льшую часть оставлял хозяевам дупла. Развёл огородик, отвоевав у леса, вырубив кустарник, землю. Небольшой огородик: овощи, в основном спасительную на Руси картошку.
Хлеб-соль ему покупала в сельпо сердобольная крестьянка из ближней деревни. Свет не без добрых людей. Имя её я забыл.
Женщине некоторые говорили: как ты не боишься этого дикого зверя?
– Он не дикий, не зверь, он добрый.
– Ну, да, добрый. Как взглянет из сплошного чёрноволосья, так душа в пятки.
От других знаю: Ведун знал не только болото, – природу.
Знал – не то слово, ведал, но точнее – сросся с нею, была неотделимой её частью, ведал её всем своим существом.
Человека видел насквозь, не всем это нравилось. На нормальных людей смотрел обычным и даже добрым взглядом, например, на крестьянку, ходившую для него в лавку.
Таков был наш Ведун, Ведающий.
***
В одной деревне, в тех же краях дремучих лесов, речек, озёр и болот, Сосновке, жила семья Восьмибратовых. Люди не мелкие, лесные, к солнцу тянулись. Но и не богатыри. И вдруг у них лет тридцать-сорок назад родился, можно сказать, богатырь. Огромный, сильный. Как когда-то шутили русские: не в мать, не в отца, а в проезжего молодца. Да откуда тут проезжий?! Некуда проезжать. И вся деревня знала, кто от кого родился. Их, Восьмибратовых, родной сын. Назвали попросту – Иваном.
В деревнях тогда была забава: два мужика из разных концов посёлка, или улиц, иногда деревень, боролись друг с другом. Скорее, можно сказать, дрались. С Иваном не связывались. И он был равнодушен к таким играм.
Однажды в соседнюю деревню приехал на побывку чей-то дальний родственник. Побывщик встретил Ивана, и у него зачесались руки. Сам он был человеком крупным. И вызвал нашего богатыря на бой. Отказаться – позор.
Иван улыбнулся, осторожно толкнул задиру чуть ли не пальцем в грудь, тот отлетел на несколько метров и брякнулся наземь.
Иван поторопился помочь упавшему подняться. Сказал:
– Прости, друг. – И пошёл свей дорогой.
Забияка осмотрелся вокруг: никто из прохожих не смеётся, даже не улыбается, не торопясь топают своими путями. Серьёзный народ. Успокоился и отправился в свою деревню.
***
Ивана полюбила девушка моложе его, но по тогдашним временам уже невеста. То ли пятнадцать, а, может, и четырнадцать лет ей было. Её звали Ариша – Арина. Иван тоже привязался к ней всей душой. А душа у него – богатырская.
Когда они встречались где-нибудь на задворках, Ариша гладила его грудь и говорила:
– Бедный, ты бедный, одинокий, заброшенный. А ведь ты такой хороший, сильный, добрый, душевный.
Иван осторожно прижимал её к груди, гладил по голове, целовал в душистые русые волосы. Так и шло время. Встречи в свободное от крестьянских забот время. Кроткие ласки. А разговоров – о чём говорить, и так понятно.
Ну, так и женитесь! Ради бога.
Не тут-то было.
Как говорится, рад бы в рай, да грехи не пускают.
Тогда в деревне существовал обычай: помолвка ещё почти детей. Родители парня из соседней деревни присмотрели Аришу. И красивая, и трудолюбива, прибыль в семью – рабочие руки. К тому же скромна, добра, не гуллива.
Обычай – деспот меж людей.
Пришло время – пора. Парню, понятно, не терпелось утащить такую славную добычу в свой закуток.
А девушка и раньше была равнодушна к нему. А теперь всё её сердце заполнил такой великий человек. И убегала, и плакала, и на коленях молила.
Нет, нельзя. Столковались когда-то, так надо передать из рук в руки непонятливую дочь.
Силой столкнули молодых, увели в церковь. Венцы на голову. Ох, и тяжёлым показался Арише её венец.
Иван сжал свою душу в кулак, даже его лицо как бы свернулось. Вырвал с корнем молодой ясень, швырнул его в овраг. Выдернул воротца вместе со столбами. И исчез. Восьмибратовы заметил, что у них пропали некоторые инструменты. Прежде всего, верный друг крестьянина топор.
И ни слуху, ни духу об Иване в родной деревне.
***
Годы облаками и тучками пронеслись над берлогой Ведуна, над его лесом и болотом.
Всё у него было, как всегда. И вот однажды: тук-тук в его калитку. Мол, вылазь, медведь, тащи нас через болото.
Хочешь не хочешь: служба! Сполз с лавки, накинул кацавейку на плечи, поплёлся сказать: сейчас, соберусь, погодите.
Отрыл калитку и – огонь хлынул из его глаз.
У калитки стояла женщина с узелком в руке.
Сказала:
– Ванюша, это я… Твоя Ариша.
Вот и сказке конец, кто прочёл, – молодец.
Но, должен признаться, эту историю я услышал от добрых людей. Вспомнил и записал…
Спасибо за лайк
