— Извините, Антонина Фёдоровна, но мест в отделении нет, и к вам в палату придётся положить соседку. Не волнуйтесь, это ненадолго. Как только кого-нибудь выпишем, так её перевёдем от вас в другую палату. Договорились? – Доктор виновато смотрел на даму, лежавшую на кровати в тёмно-синем халате, расписанном ярко-красными попугаями.
Светлые волосы на её голове были завиты мелки кудряшками, которые при каждом движении головы вздрагивали. На пухлом пальце левой руки, картинно закинутой за голову, поблескивало толстое обручальное кольцо. Дама недовольно поджала губы и сверкнула недобрым взглядом чёрных глаз.
— Мой сын заплатил за то, чтобы я лежала в палате одна. Я не желаю, чтобы рядом со мной находилась какая-то умирающая заразная старуха, — чётко, не терпящим возражения голосом, проговорила она.
— Что вы, это не старуха вовсе, а женщина примерно вашего возраста. И у неё, уверяю вас, не заразное заболевание, а больное сердце, как и у вас. Вам будет веселее. Ну, так что? Согласны? На день-два, не больше. — Доктор заискивающе улыбнулся, подобострастно склонив голову.
Дама строго посмотрела на него.
— Ну, хорошо. Только не более двух дней. И я всё равно позвоню сыну и нажалуюсь, — ворчливо согласилась она.
— Спасибо, Антонина Фёдоровна! – поблагодарил даму доктор, — Лидочка, завозите пациентку, — скомандовал он медсестре, стоявшей за его спиной.
— Прямо так сразу? – удивленно спросила дама. — Говорила я сыну, что надо было в платную клинику ложиться. – Дама вытянула шею, глядя, как в дверь завозят женщину в кресле, укладывали в кровать. Медсестра сунула в тумбочку маленький пакет с её вещами, повесила на спинку кровати халат, и они с доктором вышли.
Антонина полежала немного, рассматривая бледный профиль соседки. Она отметила редкие некрашеные волосы с сединой, простую ситцевую рубашку в мелкий цветочек, застиранный фланелевый халат, поношенные невзрачные шлёпанцы у кровати.
Она села, сунула ноги с накрашенными в бледно-розовый цвет ногтями в тёмно- синие бархатные тапочки, отороченные по краю белым пушистым мехом.
— Вы дышите? – спросила она, подойдя к соседней кровати. – Я ваша соседка. Меня Антонина Фёдоровна зовут, а вас?
Женщина приоткрыла глаза и внимательно посмотрела на Антонину.
— Лицо мне ваше знакомо, – едва слышно сказала она, почти не открывая рта. — Полина. Меня зовут Полина.
— Мы вряд ли знакомы, – убедительно, растягивая слова, сказала Антонина. — Мы с вами из разных социальных слоёв общества. Я приехала в ваш город к сыну. Сердце прихватило.
Антонина обиделась, что женщина не поддержала разговора, лежала с закрытыми глазами. Она вышла из палаты, прошла по коридору до выхода из отделения, ни на кого не глядя и высоко задрав подбородок. Медсестра у стола раскладывала по стаканчикам таблетки, посмотрела ей вслед и покачала головой.
— Андрей, я же говорила, зря деньги потратил. Ко мне подселили соседку… — она замолчала, прижав к уху телефон, и слушала. – Ну,… хорошо, хорошо. Когда ты приедешь? – Но вопрос её остался без ответа, по-видимому, говоривший на другом конце отключился.
Антонина посмотрела недовольно на экран мобильника, убрала его в карман халата и прошла назад в палату, высокомерно задрав подбородок.
В палате медсестра ставила капельницу соседке.
— А вас в процедурном ждут, — обернувшись к Антонине, сказала медсестра.
— Как её фамилия? – спросила Полина девушку, склонённую над ней, когда Антонина вышла из палаты.
— Штольц. Антонина Фёдоровна Штольц. Немка, наверное. — При этих словах ресницы Полины вздрогнули, в глазах промелькнул то ли испуг, то ли замешательство.
— Нет, её муж был немец, — ответила Полина.
— А вы знакомы с ней? Знаете, она лежит у нас три дня, достала нас своими придирками.
***
Полина качала на руках маленького сынишку, и улыбалась, глядя, как его крохотные пальчики то сжимались, то растопыривались, упираясь в её грудь. Он приоткрыл голубые глазки, рассеянно посмотрел куда-то и снова закрыл, засыпая. От звонка в дверь малыш вздрогнул и поморщился. Полина положила его в кроватку и пошла открывать.
На пороге стояла невысокая, дорого и ярко одетая молодая женщина с черными глазами. Она тряхнула обесцвеченными кудряшками и спросила:
— Можно войти?
— А вы кто? Вы к Павлу? Его нет дома. – Полина придерживала рукой дверь и не двигалась с места, перекрывая вход.
— Нет. Я к вам. – Женщина сделала шаг навстречу.
В этот момент за спиной заплакал ребёнок, Полина, чуть помедлив, отпустила дверь и пошла в комнату.
— Теперь всё понятно, почему он так внезапно ушёл из дома. Это плод вашей тайной страсти с Павлом? – женщина подбородком показала на ребёнка на руках Полины.
— Пожалуйста, говорите тише, он никак не может уснуть, – шёпотом попросила Полина.
Женщина не ответила. Она оглядела скромную обстановку съемной маленькой квартиры. На диване разбросаны вещи малыша, початая пачка подгузников лежала на единственном в комнате стуле. Полина проследила за её взглядом, но сесть не предложила. Малыш, оказавшись на руках мамы, сразу успокоился и снова прикрыл глаза.
— Что вам нужно? – спросила Полина, прижимая к груди и укачивая засыпающего сына.
— Вы вторглись в нашу жизнь, увели из семьи мужа и отца, ещё имеете наглость спрашивать, что мне нужно? – женщина говорила громким шёпотом.
— Вы пришли ругаться? Я не держу Павла. Я уговаривала его не уходить из семьи. Он сам так решил.
— Я не базарная баба, чтобы ругаться. Просто пришла посмотреть на тебя, в твои бесстыжие глаза. Я этого так не оставлю. Если не хочешь, чтобы он потерял всё, уговори его вернуться домой, иначе ты и он пожалеете.
Полину трясло, сердце учащённо билось. Уходя, жена Павла с силой хлопнула дверью. Полина прижалась губами к лобику малыша, успокаиваясь. «Да. Такая может устроить весёлую жизнь. Скорее бы Павел пришёл».
Вечером после ужина Полина рассказала о приходе его жены.
– Давай уедем. Она не оставит нас в покое, — уговаривала Полина.
— У меня дом от родителей остался под Рязанью. Конечно, там ремонт нужен, нет водопровода, условия не ахти какие. Но там она не сможет достать нас.
— Достанет, — устало проговорила Полина. — Может, ты все же вернёшься к ней?
— Мы уже говорили об этом. – Павел встал из-за стола, держа руки в карманах брюк, уставился в непроглядную тьму за окном маленькой кухни.
— Тогда поедем к моей маме в Подмосковье? Там ты хоть работу сможешь найти. Да и мне с мамой будет легче. Мама поворчит, да успокоится.
— Что ж, давай попробуем, — не оборачиваясь, согласился Павел.
Они собрали вещи, Павел взял отпуск, и в выходные планировал отвезти их с сыном к маме на машине, а сам вернутся и закончить дела с работой.
Накануне отъезда, в пятницу вечером, Павел задерживался на работе. Телефон не отвечал. «Наверное, срочные дела доделывает». Полина не беспокоилась. Ходила по квартире, собирая забытые вещи. Сынишка посапывал в кроватке.
Уже стемнело, когда в дверь позвонили. Она бросилась открывать, думая, что пришёл Павел. На пороге стояла заплаканная Антонина. Кудряшки на голове мелко дрожали, по щекам текли тёмные от туши с ресниц дорожки слёз. Она шагнула через порог, наступая на Полину.
— Это ты во всём виновата. Если бы не ты, он был бы жив! — прокричала она, оттесняя Полину в комнату. Увидела расширенные от ужаса глаза соперницы и остановилась. — У него случился сердечный приступ прямо за рулём машины. Выскочил на встречную полосу, столкнулся с автобусом. Умер на месте. — Немигающие глаза смотрели сквозь Полину.
Полина зажала рот рукой, чтобы не закричать. Она попятилась, села на диван и закрыла лицо руками. Плечи её затряслись.
— Будь ты проклята! Это из-за тебя он погиб. Не смей приходить на похороны! – Жена Павла с такой силой хлопнула входной дверью, что с потолка посыпалась побелка, а малыш в кроватке заплакал.
Полина не ходила на похороны. Пришла после всех на кладбище, села на землю у могилы, гладила фотографию Павла и плакала. Потом взяла билеты на поезд и уехала в Подмосковье к маме.
***
Когда Антонина подошла к её кровати, Полина сразу узнала её. Постарела, конечно, но кудряшки, недобрый взгляд чёрных глаза, вздёрнутый вверх подбородок не оставляли сомнений. Редкая фамилия подтвердила догадку. Антонина часто снилась Полине. Кричала ей в лицо обидные слова, смеялась, запрокинув назад голову и тряся кудряшками, проклинала. Воспоминания, хотя прошло много лет, тянулись шлейфом за ней, сколько бы она не убегала от них.
Полину на следующий день перевели в другую палату, где лежали ещё четыре женщины. Она была рада этому. Все годы она винила себя в смерти Павла. Если бы не она, не его любовь к ней, не новорожденный сын, не нервничал бы, разрываясь между двумя огнями, не случилось бы сердечного приступа на дороге, не было бы той роковой аварии…
Она так и не вышла замуж. Помнила проклятие Антонины, жены Павла. Одна воспитала сына. Он выучился на инженера, женился и работал в Китае по контракту. Через полгода должен вернуться. Поэтому Полина выполняла все рекомендации врачей, чтобы дожить до встречи с сыном. Она считала, что одиночеством наказана за то, что разрушила чужую семью. Болезнь сердца тоже считала наказанием, без ропота принимала и её.
Рада была, что сильно изменилась, постарела и Антонина не узнала в ней разлучницу.
Когда сын уехал в Китай, Полина часто заходила в храм, разговаривала с батюшкой, не оправдывала себя, просила прощения. Однажды интеллигентного вида отец Сергий сказал слова Сенеки: «Кто раскаивается в своём прегрешении, тот уже почти невиновен».
— Милая, все грешны. Безгрешен только один Господь. Он на кресте простил раскаявшегося грешника. Простит и тебя.
— А Павел тоже наказан? – дрожащим голосом спросила она тогда.
— Так сразу и не ответишь. Может, это избавление от еще большего греха, которое он мог бы совершить. Каждый сам за себя в ответе. Моли Господа и простит его.
Когда стало лучше, хотела зайти к Антонине, в её палату, попросить прощения. Но ту уже выписали. «Что ж, может, это и к лучшему. Такая вряд ли простила бы».
Больше она Полине не снилась.
«У старых грехов длинные тени»
Агата Кристи
Спасибо за лайк
