Краски исчезли. И вкус тоже. Воздух стал затхлым и пустым. Слишком яркий свет резал глаза, а в тени наказывала невыносимая тоска. Хуже всего были переходы со света в тень, от этого подкатывала тошнота, но желудок был пуст, и спазмы только больно сводили мышцы.
Лёнчик знал, дальше будет ещё хуже. Дальше тоска превратится в сосущую боль, а боль — в медленный огонь. И все вокруг станет мутным, тошнотворным и отвратительным, и любое движение — мучительно-бессмысленным. Лекарство от этой тоски Лёнчик тоже знал — пopoшoк. Но Лысый четко сказал — в долг больше не даст. Ни крошки. И вся жизнь превратится в сплошную муть.
И пока все это не стало совершенно невыносимым, пока еще есть силы поднять руки, следовало что-то с этим сделать. Дома взять было нечего — мать попрятала все, что можно было продать.
К счастью, совсем недавно в школе Лёнчик слышал про одного хмыря из книжки — тот тоже влип в какую-то мутную хреновину и пошел к соседке. Тюкнул топором и отжал бабла. Никогда не подумал бы, что уроки литературы пригодятся, но надо же!
Лёнчик не хотел стучать топором. Дело это тухлое, ненадежное… да и у того хмыря из книжки дело кончилось плохо. Но топорик на всякий случай взял с собой небольшой, зато внушительный. Сам Лёнчик такого испугался бы наверняка, а значит, и старуха тоже должна.
Про старуху Лёнчик слышал что-то странное. Вроде, она была ведьма, хотя какие ведьмы в городе? Ведьмы — они должны жить в глухом лесу, варить мухоморы и лягушек в большом котле и ковылять по тропинкам с большой вязанкой хвороста. Правда, эта ведьма недавно умерла, и в ее квартиру въехала внучка — совсем молодая девушка, которую Лёнчик еще не видел. А это даже проще и легче. Молодая-то не станет упрямиться, напугается, и сама все отдаст. Может, даже и вместе с мухоморами — ребята говорили, они даже лучше пopoшкa. А скорее всего, днем будет на работе, не на пенсии же она.
В голове Лёнчика все это было таким простым и понятным, что он еле дождался. И днем, когда все вокруг были на работах и никто не мог помешать, он позвонил в дверь к соседям. Подождал. Позвонил в квартиру напротив, и снова долго, мучительно долго слушал тишину. И наконец, вставил между дверью и косяком топорик и нажал. Ничего не произошло. А ведь в фильме было так просто!
Лёнчик приналег сильнее, принялся качать топор туда-сюда, чтоб он поглубже вошел в щель, но ничего не получалось. Он весь вспотел, то ли от усилий, то ли от волнения. Потом Лёнчик обратил внимание на то, что косяк ничем не укреплен, обычное дерево, которое от его усилий понемногу трещит и выкрашивается щепками, и удвоил усилия.
Ему казалось, он невыносимо долго возится у двери. Порой он с тревогой оглядывался, за спиной чудились люди — старуха-ведьма, участковый Иван Константинович, училка из школы. Лёнчик даже отчетливо услышал голос матери, но не понял, что она сказала. Он шарахнулся прочь, потом разозлился и толкнул дверь изо всех сил. Что-то хрустнуло, треснуло и Лёнчик вошел в квартиру. Потный, бледный и с топором наперевес.
Под ногами кто-то громко мяукнул, Лёнчик оступился и чуть не упал. Ударился рукой обо что-то твердое, негромко вскрикнул и принялся нашаривать выключатель. Но почему-то выключателя не было, а пространство вокруг было намного больше, чем положено прихожей обычной квартиры. А еще тревожно и остро пахло ночью и лесом.
Запахи и цвета вернулись, внезапно и мощно, но теперь это не только радовало, но и пугало. Цвета стали глубокими и мерцающими, звуки обрели глубину, запахи стали отчетливыми и разделились на множество оттенков. Лёнчик видел каждую тень, слышал каждое колыхание листа, обонял травы и деревья, и незнакомых зверей, и еще что-то, незнакомое. Стало страшно, словно весь мир вокруг ожил, шевельнулся и глянул тысячами глаз на Лёнчика. Он осторожно оглянулся назад, туда, где только что была дверь, которую он так неосторожно взломал. И увидел чьи-то яркие зеленые глаза, что смотрели на него равнодушно и хищно из темноты.
Лёнчик тихонько взвизгнул и бросился бежать.
***
Инга все еще не представляла, что ей делать со свалившимся на нее даром ведовства, но ясно, что прежнюю жизнь вести она просто не сможет. Неудобно смотреть на начальника и постоянно сдерживать себя, чтобы отвечать на то, что он говорит, а не на то, что он думает при этом. Видеть призраков, слышать непонятные шепоты, смутно догадываться о собственных путях — все это не давало спокойно погрузиться в быт, толкало и будоражило. Надо было становиться настоящей ведьмой, но Инга все еще не понимала, что это значит.
Поэтому она уволилась с работы и теперь жила на небольшие накопления. Много гуляла, слушала тишину у реки, смотрела в небо, собиралась сходить в лес — по-настоящему, глубоко и надолго, здороваясь с деревьями и беседуя со зверями. Сперва в обычный, куда можно доехать на электричке, а потом — немного привыкнуть и войти в настоящий лес. В Тёмный Лес, который всегда здесь, всегда рядом, где живут звери, откуда идёт настоящая сила ведьм.
Она ещё не решилась, но чувствовала, что уже скоро сможет.
Она сидела в парке и слушала. Если внимательно прислушаться, то звуки улицы сперва становятся глуше, потом пропадают вовсе, и начинает звучать сама земля. Деревья медленно и глухо шепчут что-то непонятное, стремительно и быстро несутся простые мысли птиц, а люди вокруг сливаются в журчащий поток, шелестящий и постукивающий, то ли как неведомая машина, то ли как топот вереницы муравьев на дорожке. Инга никогда прежде не задумывалась над этой стороной жизни в городе и теперь словно вошла в другой мир, немного знакомый, но загадочный и необычный.
И вдруг во все это умиротворение, в шуршание, щебет и шелест вклинился странный и тревожный звук. Инга удержалась от того, чтобы не вскрикнуть от неожиданности. И еще от гнева — потому что она сразу поняла, почувствовала, что произошло — в ее дом вошел кто-то чужой. Посторонний. Враг.
***
Дверь была раскурочена. Похоже было, что около замка ее долго и старательно грызли, и Инга только сейчас подумала, как была беспечна бабушка, когда жила столько лет почти не запираясь. Любой дурак может такое расковырять обычным ножом, что, похоже, и произошло.
Она вошла, не задумываясь о том, что будет делать. Она ведьма, а в ее дом вторгся какой-то негодяй.
И чуть не споткнулась о лежащее у порога тело. Парнишка лет шестнадцати лежал лицом вниз. Рядом с правой рукой у него был топор. Прямо на спине у него сидел кот и вылизывался.
— Твоя работа? — спросила Инга. Кот не ответил, но по его позе ясно было, что его. Даже задранная вверх лапа, казалось, светилась самодовольством.
Инга присела рядом с телом и коснулась пальцами шеи. Парень был жив, но без сознания. В самом прямом смысле — его дух ушел. Инга всмотрелась и почти сразу увидела тончайшую нить, уходящую куда-то в сторону. Не вверх, не вниз, а…
— Куда ты его отправил? — спросила Инга кота.
— В Тёмный Лес, — кот перестал вылизываться и взглянул на Ингу. Глаза блеснули в полумраке прихожей хищным янтарем. Инга нахмурилась.
— Он же там погибнет, — сказала она. Кот не ответил, он выпустил здоровенные когти и принялся выкусывать что-то между ними.
— Слушай, ну все же нельзя же вот так просто… — сказала Инга.
— Он же сломал твой дом, — ответил кот.
— Не дом, а только дверь, — ответила Инга. — Все же надо сперва поговорить с ним.
Кот встряхнулся и поднялся.
— Иди за ним и говори, — равнодушно сказал он. Спрыгнул со спины лежащего человека и задрав хвост, как флаг, отправился в кухню. Инга проводила его взглядом и снова посмотрела на бессознательного парня.
— В Тёмный Лес? — пробормотала она и вспомнила всю свою нерешительность. Коту легко, он ходит, где вздумается, а человеку туда соваться опасно.
Но и бросить парня вот так было неправильно. Не по-человечески.
К тому же… Инга чувствовала, что уже давно готова идти, только не хватало решимости. И вот он, повод.
Она коснулась пальцами спины там, где сидел кот, и сразу почувствовала основание путеводной нити, что связывает душу и тело. Пробормотала несколько слов, смысла которых в этот момент она не знала — важным было лишь звучание и ритм. Прикрыла глаза, глубоко вдохнула, как перед прыжком в воду, встала и трижды повернулась на месте. Открыла глаза и обнаружила себя в Тёмном Лесу.
***
Лёнчик бежал.
Лёнчик, Леонид, Спичка, Малыш, Лен, Прохоров… все его имена звучали в шагах, он чувствовал себя невероятно, чудесно живым, он помнил все мгновения своей жизни, он заново переживал ее, глядя сразу и изнутри и со стороны.
И знал, что этой жизни осталось совсем немного. Тени с яркими глазами скользили следом, появлялись из-под огромных деревьев, спрыгивали с ветвей. Сперва Лёнчик пытался петлять, но вскоре устал и просто бежал, прямо и безнадежно, понимая, что не уйдет.
Жаль было лишь того, что, заново переживая свою жизнь, он испытывал почти один лишь стыд. Глядя со стороны, он видел, насколько глупо и нелепо выкинул все, что могло быть. Добровольно стал глупым животным, рыщущим по городу в поиске пopoшкa… и теперь его ждёт конец всех глупых животных в тёмном лесу.
Лёнчик упал.
Земля вдруг бросилась в лицо, ударила по рукам. Влажная трава хлестала по щекам и лбу, попала в рот. Лёнчик попытался встать, но смог только сесть и оглянуться.
На него смотрели огромные звери, похожие на волков. Светящиеся глаза, мудрые и беспощадные, черная шерсть, сливающаяся с тенями. Жаркие пасти и длинные розовые языки.
— Всё? — прохрипел Лёнчик. — Мне конец?
Волки не ответили, хотя Лёнчику казалось, что они понимают каждое слово.
И вдруг из-за деревьев появилась Дева.
Волки обернулись.
— Я заберу этого человека! — сказала Дева твердо. Ее голос звенел, как колокол, казалось, он должен быть слышен во всем этом Лесу.
Один из волков фыркнул, словно с насмешкой.
— Внучка старухи? — сказал он. — К чему тебе этот никчёмыш?
Дева пожала плечами.
— Некоторые вещи делаешь просто потому, что так правильно, — ответила она. Волк кивнул.
— Приходи потом. Поговорим, — сказал он и отступил в сторону.
Дева подошла к Лёнчику и протянула руку.
— Вставай, воришка, — сказала она.
Рука была прохладной и удивительно сильной. Казалось, она может двумя пальцами взять Лёнчика за шиворот и поднять вверх.
— Пошли отсюда, — на этот раз голос Девы не звучал так чудесно, он стал почти земным, человеческим. — Тебе еще много чего исправить надо.
Лёнчик вздрогнул и открыл глаза. Он сидел посреди прихожей, в которую вломился с топором. А перед ним стояла незнакомая девушка, видимо, хозяйка квартиры. Дева.
— Простите, тётенька, — жалко поныл Лёнчик и попытался встать. Со второй попытки получилось — мышцы болели, словно он и в самом деле бежал по неведомому лесу от ужасных волков.
— Иди домой, балбес, — сказала девушка. Лёнчик кивнул и шагнул к выходу. Покачнулся, ухватился за перила и начал медленно, шаг за шагом, двигаться вниз.
Уже на улице он вдруг понял, что лoмкa прошла, исчезла, растаяла. Цвета и запахи, разговоры людей и шум машин — все это снова было здесь. А главное, исчезла удушающая тоска, от которой было одно спасение — пopoшoк. А значит, вовсе не надо было идти к Лысому.
***
— Ты, Лёнчик, скучный стал, — сказал Черный. — Учиться взялся, ни буxнуть, ни пoнюxaть не хочешь. Старых друзей уважать перестал. Куда нормальный Лёнчик делся?
Он заржал.
— Куда, куда, — ответил Лёня. — Волки в тёмном лесу съели!
Сперва Черный хотел дать бывшему приятелю в нос, но в его словах было что-то такое настоящее, что он молча отступил, и Лёня прошел мимо.
—
Автор рассказа: Пашка В.
Спасибо за лайк
