Сундук

Валя сидела ссутулившись на табурете в пустой комнате.
К себе она крепко прижимала портрет молодого человека в военной форме.
Она смотрела широко раскрытыми глазами на всё происходящее, на возню грузчиков и каждый раз ойкала и тяжело вздыхала шептала что -то ссохшимися губами.

-Ой, осторожно, ребята, там стекло, Юрочка из Чехословакии привозил, — шепчет она.

-Мам, ну что ты… Ну куда ты эти узлы, а здесь что? Какие -то тряпки. Мама ну я же сказала ничего лишнего, слышишь? Что такое?

-Наташа, это моё, личное, мне надо…

-Что надо? Что это? что за лохмотья? Мам?

-Это не лохмотья Наташа, я в этом платье за твоего папу замуж выходила, это сорочка, которую мне мама моя вышила, на первую брачную ночь…

А это твоя рубашечка, мы тебя в ней крестили, тогда нельзя было, так мы с бабушкой твоей, свекровью моей, царствие ей небесное, тайком от отца твоего и деда, свозили тебя в соседнее село, в Еремеевку, там батюшка жил старенький, вот он и крестил вас, тебя толика Молчанова, Кати Молчановой сына, Витю Короткова…

-Мама! Да какие крестины, какие рубашечки, какие платья подвенечные, нет, ну ты посмотри Кать, ты посмотри…Я не могу, она все лохмотья собрала.

-Тёть Валя, а сундук тоже заберешь? ежели нет, то я себе заберу, — это Пашка, внук её умершей подруги Зои, живёт он и парни, что помогают, в совхозе, на центральной усадьбе. Валя же жила в так называемом отделении от совхоза.

Всю жизнь здесь прожила, вот как замуж вышла, так и живёт. Всех пережила. Наташу здесь родила, отучилась она, уехала в город, там Катю родила, городские стали.

-Нет, Паша, я его возьму.

-Какой сундук? Какой ещё сундук к чёртовой матери! Ты что мне хлам всякий везти собралась?

Наташа, доченька, да там… там… вся жизнь моя.

-Нет! Мама! Нет! Никаких сундуков!

-Бабушка,- к Вале подошла молодя женщина — бабушка, зачем тебе сундук? У мамы есть шкафы ну хочешь… хочешь я тебе куплю новый шкаф, а?

-Нет! — Валя засеменила непослушными худенькими ножками в коричневых чулках, вязанных в полоску носках и тёплых тапках с мехом. Она с ловкостью обезьянки уселась на сундук.

-Нет, хоть режьте меня, хоть ешьте,это мамин подарок. вот не станет меня, можете выкинуть его на помойку, порубить на щепки, а пока я жива, сундук поедет со мной.

-Валентина Петровна, — подошёл к Вале толстый одутловатый мужчина, зять, муж дочки Наташи, — я вам лично обещаю выделить целый шкаф.

-Нет, — Валя вцепилась сухонькими ручонками в кованый край сундука, — нет, я поеду с ним, или оставляйте меня здесь.

По сухому, высушенному ветрами и стужами, летним солнцем и годами лицу, сморщенному будто печёное яблоко, потекли слёзы.

-Бабушка, почему ты плачешь, — спросил Вадик, правнук, сын Катюши.

-Иииииии,- тоненько завыла Валя, — иииии.

-Ба, да пусть бабушка возьмёт этот сундук!

-Пусть возьмёт? Пусть возьмёт? А куда я его по твоему воткну? Умный какой…

-Мам, ты чего кричишь на ребёнка, Вадик прав, пусть бабуля возьмёт этот сундук, — и понизив голос Катя зачастила, — сколько ей жить -то осталась, чё тоже -то, — повернулась к бабушке, — бабуль, не плачь, никто у тебя не заберёт твой сундук.

Я сама прослежу чтобы его погрузили, давай вставай, сейчас парни будут его на машину поднимать.

Сундук оказался тяжёлым, очень тяжёлым, бабушка охала и хваталась за сердце.

-Да что вы туда, баб Валя, кирпичей наложили что ли?

Валя утирала слёзы и внимательно следила за перемещением сундука.

Когда тот был благополучно погружен на машину, она вздохнула с облегчением, уж обратно такую тяжесть просто так таскать никто не будет.

За Валентиной Петровной приехала дочка, забирать её жить к себе, в городскую квартиру.

Валя до последнего сопротивлялась, не хотела быть обузой. Но разобрали всех стариков в их небольшом посёлке, кого дети, а кто и в дом престарелых или стардом, как они называли его между собой, попросился.

Осталась она, да Клава Зырянова, за которой внук из самой Америки едет, вот как, да старики Пригожины. Их в стардом будут оформлять.Всё нет деревни, что когда -то гомонила, веселилась, жила.

Валя сморит на свой крепкий ещё домик, прощается с яблонями, их ещё Юрин дед сажал, здесь Наташа бегала своими крепкими ножками, сюда привозили и Катюшку на лето, к бабушке.

-Катя, а ты помнишь меня?

-Конечно помню, Паш. Это же ты меня курить учил, за сараем у Пронькиных, помнишь?

-А то! Мы еще самокрутку плохо затушили и в солому спрятали которой крыша была покрыта, а она затлела, чуть сарай не спалили.

Катя смеются с другом своего детства.

-Как живёшь-то Кать?

-Да нормально, Паша. Ты как? Женат?Дети есть?

-Ага трое, два парня и девочка, Катюха. У меня своя Катька есть теперь.

Смеются, болтают.

А Валя прощается, кланяется в пояс яблонькам, домику, шепчет что-то.

-Вы уж простите меня, Юрочка, мамаша с папашей, что не сохранила семейное гнездо, старая я стала, ноги уже плохо ходют, да и одной не с руки оставаться. Нонешнюю зиму волки в деревню заходили, рыскали, а у нас даже собак нет, был Дружок у Пригожиных, да околел тем годом, от старости.

К нам автолавка -то и то уже не ездит…

Оправдывается Валя перед покойными свёкром со свекровью и мужем своим, Юрочкой.

Уж скоро видно свидимся, я до последнего всё берегла наш домик, Юрочка, вот к доченьке нашей, Наташеньке поеду. Там внучка,Катюшка и правнук, Вадичек, уж так на тебя Юрочка похож…

Прощевайте мои милые, до скорого свиденья…Спасибо вам за всё…

-Мам, ну что ты там? Всё, смотри? Больше не будем мотаться туда — сюда.

-Наташенька, эту яблоньку папа твой садил, когда ты родилась, смотри она какая красавица…

-Ну хорошо, хорошо, мама ехать надо.

-А эту ещё дедушка, я их подрезала каждый год, теперь видно пропадут…

-Мам, ты издеваешься? Нет я не могу…Кааать, Катя, иди ты попробуй. У меня нет сил, ей богу.

-Бабуль, идём, правда ехать пора. Ты со мной поедешь?

Валентина сквозь слёзы смотрела затуманенными глазами на внучку.

-Поедем, бабуль…

Она долго смотрела назад, в окно и тихо утирала слёзы, маленьким носовым платочком.

Остаётся позади, скрывается из вида деревенька и машущие ей вслед старики Пригожины и Клава. Скоро и они уедут.

Клава на старости лет вообще на чужбину поедет, умирать на чужой земле будет.

Они договорились писать письма друг другу, а ещё звонить по телефонам. Они научатся…

-Бабушка, ты не плачь, у нас там в городе хорошо. Мы с тобой гулять будем, а то баба Наташа вечно занята, мама тоже, а ты со мной погуляешь, ведь правда, бабуля?

Валя качала маленькой, сухонькой головкой, как у птички, но слёзы так и лились.

Почему так? Почему так в жизни происходит? Почему не дали дожить ей и всем старикам свой срок на родной земле.

Как ей жить на старости лет в городе, по сути в чужой семье ну да, у дочери родной, но по её законам.

Хоть бы сундук не выкинули, вскинулась, залилась горючими слезами.

-Ба, ты чего?-Катя остановилась, мать с отцом и машина с бабушкиными вещами упылила по полевой дороге вперёд,- плохо?

-Су…су…сундуууук.

-Тьфу, ты, ба. Ну что ты как маленькая, на машине стоит твой сундук ну что ты ей богу, что там у тебя? Драгоценности? Что? Золото или что?

Бабушка тихонько плакала.

-О, боже, да никуда он не денется…

Сундук занесли в маленькую комнатку, где теперь предстояло жить Валентине.

-Вот мама,на месте твой сундук. Что-то ты бледная, а ну давай давление померим, ну я так и знала, на вот таблетки…Что значит не будешь пить? Ты с ума сошла, быстро, на… что как маленькая?

-Наташа, ну зачем ты пичкаешь её таблетками, ну- вмешался зять.

-Что значит зачем? А если инсульт? Ты будешь за ней ухаживать? Умный? Умный такой, да?

Валя хочет сказать Наташе чтобы они не ссорились из-за неё. Но она боится свою взрослую дочь, боится что та вспылит, начнёт кричать, упрекать.

Вале поставили в комнату телевизор, она не любит его смотреть, в деревне некогда было смотреть, сейчас включает чтобы не обидеть дочь, а сама садится к окну и смотрит на улицу.

Иногда её выводят на улицу, делать ничего Наташа не даёт.

-Мам сиди, ты и так всю жизнь протрубасила, отдыхай вон.

Внучка прибегала, молодая, весёлая, задорная, заходила поболтать, спросить о здоровье.

Правнук забегал, ему некогда всё на каких -то факультативах, да в спорте, да репетирует чего -то, только и слышно Вадик у репетитора,певцом может парень станет, кто его знает.

-Наташа, а может шерсти мне достанешь, да иголки? Спицы, вязальные? А я вам повяжу носочки, да варежки.

-Мам, ну что ты говоришь такое, мы всё в магазине покупаем, Катя вон из Турции навезла…

Валя написала письма, только на них никто не ответил…

А ночью к ней пришёл Юрочка, и позвал с собой…

-Катя, Катюша, бабушка…

-Что, что мама?

-Всё, — плачет Наташа.

У неё не поднимается рука открыть сундук и посмотреть что там.

Наконец-то решилась Наташа.

Икона, завёрнутая в белое льняное полотенце. Да, точно, мама говорила что-то про благословение, с тёмной деревянной доски, строго и печально смотрит на неё Богородица.

Письма, фотографии, рубашка клетчатая.Да это же папина, вспоминает Наташа… Ботиночки детские, рисунки, тетради.

До ночи она сидит около сундука, всё вытаскивая и вытаскивая новые » сокровища», разбирая, рассматривая старые альбомы, вспоминая по именам тех, кого уже нет.

И кажется ей, что мама, молодая, красивая и папа, и дедушка с бабушкой, смотрят и тихо улыбаются ей.

Ночью в комнату заглянул муж, увидел сидящую на полу Наташу, в окружении вещей вытащенных из материнского сундука.

-Наташ, — позвал тихонечко, — может пойдём спать? А может чайку, а? С ромашкой, Наташа…

-Мам, что сундук бабулин не выкинули ещё?

Наташа вздрогнула, так кощунственны ей показались слова дочери.

-Нет — ответила резко, — пока я жива даже не смейте приближаться к нему.

-Да ладно, ладно, мам. Ты чего?

-Ничего, я сказала, сундук никому не трогать.

-Бабушка, а что там? Драгоценности?

-Там больше чем драгоценности, Вадик там бабушкина жизнь и моя, и твоей матери и даже твоя…

— Как так? Мы что Кащеи?

-Какие Кащеи?

-Ну там смерть на игле, игла в яйце, а у нас наоборот жизнь в сундуке…

-Да, Вадик. А у нас жизнь…В сундуке…

Спасибо за лайк

Источник

Понравилось? Поделись с друзьями:
WordPress: 8.6MB | MySQL:62 | 0,290sec