Тамара крутила в руках открытку с приглашением.
Надо же, вспомнили, усмехнулась женщина.
Она села на стул, опустила плечи и воспоминания нахлынули горячей волной, заставляя биться сердце, спустя долгих тридцать лет.
Тридцать лет, подумала Тома, вот ведь, а кажется совсем недавно было…
Тома была обычная девчонка, не красавица конечно, как Анжела Полухина, но и не уродина, просто девчонка, даже интересная. Так говорила про неё мама.
И как сказал какой-то писатель или философ, молодость не может быть некрасивой, она прекрасна.
Так что в какой-то мере Тамара была прекрасна.
Это она сейчас, спустя тридцать лет понимает.
Спустя тридцать лет, кучу потраченного времени на поиски себя, двух мужей и много чего, что может произойти в жизни женщины чуть-чуть за сорок.
Итак, Тома сидит на стуле и вспоминает себя, семнадцатилетнюю, которую вдруг накрыла такая волна любви, такая…
Что страшно становилась.
Мама говорила про неё тихонечко вздыхая, подружке, тёте Кате
— Отсталая какая-то, она у меня. Вроде всё на месте, и не глупая, и симпатичная, и одевать её стараюсь по моде, а ведь не интересуется парнями. Я уже и разговоры разные заводила.
Ну думаю может меня, стесняется, у подружек её спрашивала, может не хочет мне открыться, но ведь я мать. Я где посоветую, где что… Нет говорят, никого у неё нет и не вздыхает ни по кому, хотя парни бы хотели с ней дружить.
Не знаю, Кать, что делать-то. Может больная она у меня?
-Да ладно тебе. Слушай, а может она у тебя это…
-Что это?
-Ну не с парнями, — тётя Катя сделала голос потише, но всё равно громко получилось, говорила она протяжно и в нос, — Свет, может ей девчонки нравятся?
-Да иди ты…
Мать замолчала, а потом заговорила быстрым шепотом о чём-то, Тома не стала слушать, покраснела вся до кончиков волос, вылезла в окно, чтобы не проходить мимо матери и тёти Кати, сидящих на кухне и распивающих бутылочку винца, по случаю какого-то старинного праздника.
Стыдно и до слёз обидно.
Разве виновата она, Тома, что не нравится ей никто. Ну пробовала через силу, со Славкой Калюжным, типа подружить.
Он симпатичный, девчонки по нему сохнут, разрешила проводить, дак он сразу целоваться полез, обнял, к забору прижал, губы свои слюнявые раскатал, а на Тому смех напал, расхохоталась, не может остановиться.
Плюнул Славка и ушёл.
Потом говорил парням, что дикая она Томка и тупая.
Ну по поводу тупой, это он, Славка перегнул конечно
Тома села на старенький велосипед и покатила вниз, к речке.
Не нравится ей никто, девчонки давно встречаются, а она всё никак не встретит того, единственного.
И вот вдруг осенью накрыло, увидела и всё.
Она ловила каждое его слово.
Ей казалось, что он смотрит только на неё, как-то по-особенному, старается прикоснуться нечаянно к её руке, или плечу.
Да что там говорить, девочки в семнадцать лет очень романтичны и такого могут напридумывать, что сам чёрт не разберёт.
Махнёт своей лапкой или что там у него, улыбнётся и скажет, да ну её, к моей бабушке, нет ничего хуже, то смеющейся, то тут же с мокрыми от слёз глазами барышни, в семнадцать лет.
И тысячу лет назад так было, скажет этот персонаж, лучше с ними и не связываться совсем.
Так вот, неизвестно какие бабочки летали в животе у Томочки, они, эти бабочки, из живота перебрались в голову девушки, свили там гнездо и заставили девчонку писать стихи.
Ну да, не Цветаева, не Ахматова и не Ахмадулина
Мама с тётей Катей очень любили, выпив по рюмашке винца, затянуть “А напоследок я скажу”.
А ещё мать знала много стихов Беллы наизусть
… Но в этом сраме и бреду
я шла пред публикой жестокой —
все на беду, все на виду,
все в этой роли одинокой.
О, как ты гоготал, партер!
Ты не прощал мне очевидность
бесстыжую моих потерь,
моей улыбки безобидность.
И жадно шли твои стада
Напиться из моей печали.
Одна, одна — среди стыда
Стою с упавшими плечами…(Б.А)
Декламировала мать.
Тётя Катя плакала, а у влюблённой Томочки, отчего-то сжималось сердечко от этих слов, которые мама говорила чётко выговаривая каждую букву, будто вбивала гвозди, один за другим.
-Светтта, — говорила тётя Катя, — ты, ты, ты талант…Ттты…актрисса, ннет, тты должна…Ттты должна Ссвета…
-Ай, оставь, — мать закуривала тонкую, длинную сигарету.
Мать у Томы была красотка и нравилась мужчинам, но не позволяла себе ничего лишнего.
Мать всегда была будто под лёгким флером. Немного таинственная и загадочная. У неё по молодости была какая-то несчастная любовь или что-то в этом роде…
Она выступала со сцены, пела в хоре, участвовала в каких-то спектаклях, декламировала стихи, вела концерты на все праздники.
Папа гордился своей красивой женой, и всегда приходил на все концерты мамы, он всегда дарил ей цветы.
Мама стояла такая красивая и принимала цветы от поклонников
Конечно это была самодеятельность, мать работала завклубом, Тома очень сердилась, когда мама заставляла её тоже выходить на сцену.
Ладно в детстве, но сейчас, в десятом классе, это же смешно…
Ещё эта Воробьёва, вчера на весь класс заявила, прямо при НЁМ, когда классная руководительница, пришла сделать объявление, о том что весь класс должен быть в доме культуры, на концерте посвящённом годовщине Октябрьской Революции.
-А как же, конечно пойдём, — сказала Воробьёва,- ведь там наша звезда будет петь, или стихи декламировать, а может и танцевать…
Мальчишки загоготали, девочки услужливо захихикали
Он с интересом посмотрел на неё, улыбнулся Воробьёвой, и показал, чтобы она села наместо.
Он слушал их классную, присев на краешек стола.
Ему было можно всё, он, как свежий ветер, ворвался в их замшелый женский рассадник, разбавленный лишь физруком и трудовиком, мужчинами в годах.
А он, такой молодой, свежий, необычный. В толстом свитере с большим воротником, прям как Хемингуэй.
Он, он… Он такой.
Молодой, лет на пять старше их.
Но столько в его глазах ума, столько житейской мудрости и чего-то ещё, так думала Тома.
Ей казалось что он выделяет её из всех.
А тут эта Воробьёва…
Как можно было не влюбиться в него, думала Тома, как?
Эта Воробьёва, дрянь, дрянь…
Томочка бежала домой едва сдерживая слёзы, она писала стихи в свою тетрадку, писала свои мысли, писала о своей любви, о своих мечтах быть когда-нибудь вместе с любимым.
Стихи были корявыми, если честно дрянь, а не стихи, но Томе становилась легче, когда она складывала слова в строчки, вкладывая туда душу.
Про заветную тетрадку не знал никто.
Даже подруги.
Близких подруг у неё не было, девочки, которые говорили, что они Томины подруги, подобострастно заглядывали в рот Воробьёвой, которая вовсю встречалась с мальчиками, пробовала выпивать и курить.
Она казалась такой уже искушённой, такой крутой и деловой, её даже учителя побаивались, уж очень острый язык у этой Воробьёвой, с ней предпочитали не связываться.
-Тамочка, — мама предпочитала называть Тамару так, — ты почему не была на репетиции?
-Не хочу
-Что значит не хочу?- мама уставилась на Тому полностью открыв глаза, обычно они у неё чуть прикрыты, как у одной певицы, и томный взгляд из под полуопущенных ресниц.
А тут… оказывается глаза-то у мамы, большие и круглые, думает Тома.
-Тама! Что значит не хочу??? Ты хоть понимаешь что ты говоришь? Нет, ты посмотри на неё, Анатолий, Анатолий, иди, иди полюбуйся на свою дочь! Нет, это невозможно…
Мама закатила глаза и начала тихонько плакать.
-Светочка, Томочка…- папа бестолково забегал, затрясся…
-Хорошо!- сказала Тома, — хорошо, я выступлю.
-Так, -мама сразу засуетилась,- значит завтра репетиция хора, там потом танец, и тебе ещё нужно выучить стих. Пора декламировать взрослые стихи.
Тома удручённо качала головой в знак согласия.
Она спела вместе с хором, станцевала танец, поучаствовала в сценке, настала пора декламировать стих.
Тома увидела ЕГО, он сидел во втором ряду, он смотрел на неё.
Решение созрело мгновенно, она улыбнулась маме, так же как она полуприкрыв глаза и шагнула на сцену.
Он увидел её, смотрел чуть прищурившись, с такой отеческой небрежностью, мол я здесь дитя, не бойся
И она начала
Она читала своё стихотворение, может корявое, где-то написанное не по правилам, но оно было от души, написанное слезами, девичьими грёзами чистой первой любовью.
Она не видела, но чувствовала спиной, как глаза у мамы стали круглыми и злыми, увидела в зале удивлённо поползшие вверх брови учительницы литературы.
Лица сидящих на первых рядах уважаемых людей, они с недоумением слушали, ожидая что-то про кровь, бой, революцию, а тут…что-то не понятное…
Она дальше продолжала декламировать, глядя на него, уже посылая к нему эти слова.
Улыбка с Его лица сползла, он внимательно смотрел на Тому.
Мать за кулисами отпаивали валерьянкой, пробовали закрыть штору, но её заклинило.
Тома закончила.
В зале стояла тишина.
Потом Раиса Степановна, её любимая учительница, зааплодировала, следом за ней, будто очнувшись, начал хлопать какой-то серьёзный дяденька, за ним остальные и вот уже весь зал аплодирует стоя.
Казалось бы, что здесь такого прочитала девчонка стих, не по теме.
Но это не просто девчонка, это сама молодость, юная женщина заявляет свои права, говорит я здесь, заметьте меня, обратите внимание.
Мать конечно вышла на сцену, при всех обняла её, развела руками, вот мол, талант…
Все хлопали, видимо концерт удался.
А вечером, когда Тома, оставив родителей в клубе, отмечать надвигающийся праздник, бежала домой, по хрустящему, только выпавшему снежку, её вдруг окликнули.
Тома остановилась и не могла поверить своим глазам. Сердце ликовало.
-Кудряшова, а вы почему одна по темноте ходите?
Тома пожала плечами и сказала что родители остались отмечать, а она бежит домой.
Он пошёл рядом, красивый, с упрямым вихром на лбу.
-Ваши стихи?
-Ага
-Сильно
Тома задохнулась от счастья. Это первый учитель, который видел в них личности всех ребят он называл на вы. Ему понравились её стихи? О , боже.
Тома шла и не верила своему счастью.
Дошли до её дома, так быстро! Ах, ну почему она не живёт где-нибудь на окраине.
-Вот, — она показала на дом — я пришла. Спасибо вам что проводили.
-Ну что же, беги. Не забудь, завтра первым уроком физика
-Завтра выходной, — засмеялась она, — вы забыли, каникулы же.
-Ах да! Ну что же, бегите мамзель поэтесса, надеюсь физику вы выучите так же хорошо, и совершите ещё какое-нибудь невиданное открытие, которое перевернёт вверх ногами весь научный мир.
— Вадим Сергеевич
— Да, — он обернулся, будто ждал, что она позовёт
— А вы как праздник будете отмечать?
— Я, — он пожал плечами, домой поеду к родителям, давно не видел, и по сестре уже соскучился, младшей.
— Ааа, счастливой дороги, — зачем-то сказала она. Она просто не знала, что говорят в таких случаях.
Он махнул рукой и сунув руки в карманы, подняв воротник куртки заспешил в сторону своего дом где ему выделили квартиру.
Тома жила на первом этаже двухэтажки, она постояла и тоже пошла домой.
Ей показалось, что мелькнула тень, будто кто-то за ней следил
Хотя кому она нужна, что за бред, передёрнула девушка плечами и зашла в тепло квартиры.
После каникул, она с волнением ждала урок физики, Вадим Сергеевич, как всегда, сидел на краешке стола, и объяснял им новую тему. Девушка думала, что он говорит для неё, только для неё.
Вадим Сергеевич иногда встречался на пути Томы, то в библиотеке, тогда они вместе садились за столик, для читателей, и обсуждали, обсуждали, не только физику, но и новинки в литературе, он тоже любит читать.
На школьных вечерах, Тома это видела, он точно смотрел на неё, и тихонько улыбался.
Воробьёва затихла, перестала говорить свои колкости и задевать Тому.
-Она точно что-то задумала, говорила Ниночка, подружка Томы, знаешь же Зойку, она не отцепится просто так.
Тома пожала плечами.
-Да плевать на неё, Нин. Скоро экзамены, выпускной и всё нужно будет становиться взрослыми и самостоятельными.
Подходил к концу учебный год, подготовка к экзаменам, стали озабоченнее учителя, задумчивее ученики, всё же наступает пора прощаться с детством.
Весна в этом году была такая душистая, весёлая, звонкая.
Тома спустилась к речке, отдохнуть от всего, от уроков, билетов, мыслей.
-Кудряшова, что, любовника ждёшь?
Тома повернулась Воробьёва, чего она сюда притащилась.
-Не бойся, твоего не заберу, — сказала Тома
-Умная, да? А что ты скажешь на то, что все узнают, что вы с Вадиком, Вадимом Сергеевичем, — и Воробьёва сделала неприличный жест всем телом.
-Ну, у тебя хорошо получилось показать, ты-то мастер в этом деле.
Тома сама не знала откуда что бралось, она припечатывала Воробьёву словами, показывая ей, что не боится. Совсем не боится эту вульгарную особу.
— Отвали, поняла? Воробьёва оказалась слишком близко от Томы, и показывала ей свой кулак, поднеся прямо к лицу девушки, — видела, я тебя размажу. Я окончу школу и мы поженимся, поняла. У нас всё серьёзно, уяснила.
— Ты о чём вообще?
— Ты знаешь, уйди Томка, по-хорошему прошу.
Тома вдруг начала смеяться, как тогда, когда Славка её поцеловать хотел, она опять поняла комичность ситуации
Она смеялась смотря на Воробьёву, и не могла остановиться, такая защитная реакция, что ли.
— Ты что, бессмертная?
— Да нет, просто представила вас с Вадимом Сергеевичем, ведь ты про него говорила, да?
-И что смешного?
— Да так, просто. Извини, мне нужно идти, готовиться к экзаменам. У меня-то нет такой возможности, выйти после школы замуж, придётся идти учиться дальше.
А потом случилось это.
Тома пришла домой, мама посылал её в магазин, она оставляла окно открытым.
— Мама, ты была у меня в комнате?
— Нннет, я на кухне, готовлю же… А что?
— Да так, ветер, что ли
Но она прекрасно понимала, что это не ветер. В комнате ничего не пропало, она отвернула ковёр висящий на стене, так и есть, пропала тетрадь.
Никто, ни одна живая душа не знала где у неё спрятан дневник, та самая её заветная тетрадка, с мыслями, стихами, признаниями в любви. Видимо всё же кто-то выследил, зачем?
Она вспомнила, что по дороге из магазина, видела Иванова, подхалима и подлизу, который вечно крутился возле Воробьёвой.
Надо ли говорить, что через два дня, вся школа, все старшие классы, смотрели на неё, кто-то хихикал кто-то, показывал пальцем.
Однажды, зайдя в кабинет физики, она застала стоящую у доски Воробьёву, которая зачитывала вслух её мысли, её стихи. Они смеялись над ней, искажая смысл написанного.
Тома села за парту, а вокруг гоготали…
И жадно шли твои стада
Напиться из моей печали.
Одна, одна — среди стыда
Стою с упавшими плечами…(Б.А)
Пришло на ум Тамаре.
В классе появился Вадим Сергеевич, он подошёл к Воробьёвой, увлечённо читающей строки, написанные не ей, и не для неё, и переходящей иногда на визг, протянул руку.
Все замолчали, Воробьёва же в каком-то кураже продолжала читать, не замечая ничего вокруг.
Он стоял перед ней, протянув руку. Она подняла глаза, улыбаясь смотрела на учителя, на Вадика, как фамильярно звала за глаза, и похвасталась всем, что Вадика будет её.
Он требовательно протянул руку, взял тетрадь и положил на учительский стол.
Брезгливо посмотрел на Воробьёву, кивнул чтобы шла на место.
Тетрадь лежала на столе.
После уроков он позвал окаменевшую Тому и отдал ей тетрадь, молчком. Просто подал, а потом глядя в глаза сказал, что у неё прекрасные стихи. И когда она вырастет, и выпустит первый сборник, смеет ли он надеяться, что один будет у него.
Она кивнула и ушла.
Экзамены прошли быстро, стремительно, весь класс, некогда весёлый и баламошный, вдруг стал хмурым.
С Томой никто не общался, впрочем, как и с Воробьёвой. И если с Томой здоровались, просто относились к ней, как к заболевшему родственнику, учтиво и жалостливо что ли то Воробьёву просто не замечали.
Тома не пошла на выпускной, как бы мама не упрашивала, она уехала в Москву, поступила в институт, через четыре года туда перебрались родители.
Тома ни с кем не поддерживала связь, даже с Ниной.
И вот…
Приглашение, тридцать лет выпуску.
— Поедешь?- спросила мать, когда Тома показала ей открытку
— Нет, — Тома покачала головой
— Почему? Они решат, что ты струсила
-А так решат, что я красуюсь
-И пусть! — мать стукнула кулаком по столу, — и пусть, тебе есть чем гордиться!
-Не хочу.
-Я поеду с тобой.
Мать встала и выпрямилась, мама, милая мама, за показной грубостью, прячется нежная душа.
-Нет, мам
-Да! Тама, я сказала мы поедем! Хватит прятаться.
Они никогда не говорили о том, что тогда произошло, делали вид, что ничего не случилось.
-Мама, брось
-Нет! — она помолчала, — он приходил тогда
-Кто, мам?
-Вадим этот.
Тома молчала она онемела
-Папа поговорил с ним по душам, я потом догнала, остановила, началал что-то гооврить, объяснять
Он говорил что всё понимает, уедет навсегда, переведётся подальше. Сказал, что понимает что ты ещё ребёнок, что у тебя будущее. Все могло обернуться жутким скандалом, его могли выпереть из профессии.
Я поговорила с завучем и директором, объяснила, что между вами ничего нет, в общем утрясла ситуацию, взяв с него обещание не смотреть в твою сторону.
Как-то так.
-Мама…
-Я хотела как лучше, вот представь что у Иринки или Маринки такое…
Мама…
-Ну что поедем?
-Зачем?
-Просто, — упрямо сказал мама.
Надо ехать. Пора уже, хватит прятаться.
Не знаю…
Может и поедем…
Тома всю ночь не могла уснуть, она представляла, какой была бы её жизнь, не влезь тогда в неё Воробьёва со своими прислужниками, своими грязными руками и сапогами в зарождающееся чувство.
Она не знает… Может и лучше, а может и хуже.
Может правда поехать…
Поеду, ближе к утру решила она, поеду.
Спасибо за лайк
