Мой брат Сергей завёл двух немецких овчарок противоположного пола. Прекрасно обученные, ухоженные, они вызывали всеобщее восхищение. Сергей любил демонстрировать их выучку, а когда речь заходила о том, как он этого добился, то, уклоняясь от прямого ответа, скромно ссылался на исключительные способности собак.
Но мы-то, близкие, знали, что заслуга в дрессировке принадлежит его дочери — следователю по профессии. Она успевала и с лошадью общаться, и посещать дрессировочные площадки, и ухаживать за котами, и хорьками, и даже за павлином, который громко курлыкал во дворе по поводу и без повода.
Отец же любил кормить птиц, гулять с собаками и закреплять достигнутые ими навыки. Иногда он попадал в неловкое положение. Однажды, подав команду: «Лежать!», он никак не мог вспомнить, как вернуть их в стойку. Пребывая в замешательстве, Сергей голосом старшины-сверхсрочника рявкнул: «Вольно!». Собаки поднялись, то ли сообразив, что от них хотят, то ли от дружного хохота гостей.
И вот, не довольствуясь овчарками, Сергей приобретает немецкого терьера.
Когда-то эти собаки были в моде. Их использовали ещё в дореволюционной России, хорошо они проявили себя на фронтах Великой Отечественной войны. Терьеров держали для охраны домов и защиты хозяев, для детских забав и, конечно же, для охоты. Они бесстрашны, преданны и умеют много чего делать. Однако в наши дни немецких терьеров большей частью применяют для норной охоты на лис, енотовидных собак и барсуков. Правда, этот вид охоты становится редким. Поэтому, увидев вертящегося под ногами щенка, я спросил брата:
— Зачем он тебе? В нашей средней полосе норная охота почти не практикуется.
Хорошо зная характер Сергея, я мог бы не задавать такой вопрос, ибо был уверен, что собаку он взял именно потому, что её мало кто применяет, одним словом, у него будет не так, как у всех.
– Да ты что?! — воскликнул брат. — Ты знаешь, как они по норам работают? Любую лису выгонят или задушат!
– Сергей, какие лисы?! Во-первых, они часто болеют бешенством, а во-вторых, ты всегда охотился на болотно-луговую дичь.
– Не-е-е, я теперь езжу на кабана, лося. Норную охоту тоже освою, — не сдавался брат, поглаживая маленькую грозу обитателей нор.
– Ну, смотри, хлопот потом не оберёшься. Когда тебе норы искать, если раскрываемость преступлений в твоем управлении не больше сорока процентов?! Так что сподручнее искать воровские норы и наркопритоны.
Прошло какое-то время, и при очередной встрече Сергей взахлеб расхваливал Нориса (так он назвал собаку), который задушил двух лис на первой же притравке. Как ему это удалось? Одному Богу известно, ведь хозяин полигона устраивает норы таким образом, чтобы и собаку научить, и лису в живых оставить. Норис, видно, разобрался с системой подземных коммуникаций и выдал утешающий результат хозяину, но удручающий владельцу лис. Как ни просил Сергей попробовать ещё разок, тот наотрез отказался, опасаясь остаться без зверьков, и заключил, что пёс к норной охоте готов.
Как я и предполагал, норной охоты у брата не получилось. На огромных просторах тамбовских полей и болот, заброшенных деревень сыскать лисью нору почти невозможно. Пришлось ему переводить терьера на специальность спаниеля — доставать подбитых уток из болотных зарослей. У него это неплохо получалось, но, не обладая хваткой розыскной охотничьей собаки, он бегал после выстрела вокруг хозяина и никак не мог взять в толк, что ему делать. Поэтому в сторону сбитой утки бросали гильзу или кусок земли. Норис устремлялся на звук их падения и находил добычу. Однако ему было трудно преодолевать густую болотную растительность, он часто застревал в ней и, барахтаясь в трясине, взывал о помощи. Она приходила всегда в лице хозяина. Мы нередко наблюдали, как из коряжника, с трудом вытаскивая ноги, появлялся Сергей с собакой на руках, а та, в свою очередь, с убитой уткой в зубах. Над Сергеем подтрунивали, мол, какой хороший способ ты придумал для доставания уток, на что тот не без основания упрекал пас:
– Я хоть так достаю, а вы дичь губите — лучше бы вовсе не стреляли!
Это правда, без собаки две трети подбитых уток доставались болотным луням, хорькам и прочим хищникам, промышлявшим в районе охоты.
Однажды, в конце октября, Норис поплыл за уткой по чистой воде и попал в поставленную браконьерами сеть. Пытаясь освободиться, он ещё больше запутывался и уходил под воду. Кричу Сергею:
– Плыви! Водкой потом отогреешься! Плыви быстрее, а то утонет!
Но Сергей уже бросился в воду и, преодолев метров пятнадцать, извлёк своего питомца вместе с сетью, в которой оказалось к тому же несколько щук и окуней. Кто-то из охотников тут же съязвил:
– Вот это собака! Она ещё и рыбу ловит!
Нориса завернули в куртку и оставили в машине отогреваться.
Дня через два, выпущенный из вольера, он задушил двух кур. На шум выбежали соседи и, разумеется, в восторг не пришли. Сергею пришлось оплатить ущерб в двойном размере. Но когда Норис задушил ещё несколько домашних птиц у других соседей, по деревне кто-то пустил слух, что Гуров Сергей скупает кур по двойной цене, и к нам стали приходить сельчане с предложениями. Первыми наведались прямо с курами подмышкой те, кто очень хотел опохмелиться.
Мы тогда искренне смеялись и подтрунивали над братом:
– По норам не получается, зато здорово по тыловому обеспечению работает. Рыбой и курятиной накормила, неплохо бы ещё шашлыком разжиться!
– Да были бы бараны, давно шашлык бы отведали, — смеясь, парировал брат.
Собаку на весь день посадили в вольер, где она не находила себе места, всё время скулила, призывая освободить её из этого плена.
К вечеру куры отправились на насест, и Норис получил долгожданную свободу. Он нашёл толстую палку и бегал за нами, призывая покрутить его на ней. Это занятие ему очень нравилось.
Пока мы развлекались, к дому подошёл сторож магазина с огромной дворнягой. Какое-то время они оба с интересом наблюдали за игрой, а затем Михаил (хозяин дворняги) попросил убрать терьера от греха подальше, так как его Тузик не любит чужих собак.
Но убирать не пришлось, да и не успели бы. Тузик не проявил никакого интереса к маленькой собачке, решив, очевидно, что перед ним щенок. Зато последний без долгих колебаний подскочил к дворняге и, вцепившись зубами в глотку, повис на ней. Челюсти, как известно, у норной собаки схожи с тисками. Извиваясь и глухо рыча, Норис перекрыл дыхание дворняге и та, мотнув два раза головой, упала в конвульсиях.
Не обращая внимания на густой мат и суету сторожа, Сергей с трудом оторвал терьера. Больше Тузик возле нашего дома не появлялся.
Однажды Норис где-то поймал и принёс крысу. Видно, его генетическая память подсказала, что когда-то его предков использовали для борьбы с крысами в портовых городах. Теперь всё свободное время он пропадал среди развалин домов в поисках этих грызунов. Мы были довольны — пёс при деле и не докучает нам.
…День подходил к концу, уже смеркалось. Позвали Нориса, но он не появился. Взяв фонари, мы обошли довольно большую территорию, однако собака как сквозь землю провалилась. Собственно, так оно и получилось. Норис угодил в заваленный сверху старый колодец. Очевидно, обнаружив небольшое отверстие и приняв его за нору, он стал раскапывать дальше и упал вниз. Нашла его соседка, случайно проходившая мимо и услышавшая жалобное повизгивание из-под земли. Она знала, что там когда- то был колодец, поэтому быстро сориентировалась.
Сколько он просидел в холодной воде и сколько ещё мог продержаться, никто, конечно, знать не мог. Посветили фонариком, пёс оживился, заскулил громче и попытался вскарабкаться. Но истлевший сруб обламывался, и кобель окунался в воду. Спустили ведро — не помогло. Оставалось одно — кому-то лезть в колодец. Это было очень рискованно. Сергей ещё не вернулся из районного центра: он бы полез за своим любимцем не только в огонь, но и в колодец. Возникла неловкая пауза, и тогда другой мой брат Григорий вызвался испытать судьбу.
На всякий случай принесли лопаты, смельчака обвязали верёвками, и вскоре терьер был на свободе. От страха и холода его знобило. Пришлось собаку закутать в тряпки и положить на остывающую плиту голландки (небольшая чугунная печь). Ему это так понравилось, что он постоянно стал запрыгивать на плиту и спать там. Но однажды Норис поплатился за привычку к комфорту. Он прыгнул на раскалённую плиту и, не понимая, что с ним происходит, дико завизжал, приплясывая на месте. Запахло палёной шерстью. Собаку быстро сняли, и она долго зализывала повреждённые подушечки лап. К плите Норис больше не подходил.
Вот уж поистине соответствует крылатой фразе, кажется, Марка Твена, про кошку, которая, сев на горячую плиту, не сядет на неё и на холодную тоже.
На этом злоключения терьера не кончились.
Как-то к нам зашёл рослый тракторист Юра, от которого всегда пахло соляркой и самогоном. Обычно добрый ко всем Норис, увидев огромного человека, от которого исходили резкие неприятные запахи, тихо зарычал. Тракторист почему-то посчитал это за расположение к его персоне и решил приласкать терьера, лежавшего возле Сергея на кровати.
– Какой ты умненький, маленький! Тю-тю-тю.
Дальше произошло ужасное. Пёс впился ему в предплечье, тому удалось сбросить собаку, но, не удержав равновесия, он упал под стол. Через мгновение на нём сидел Норис, от фуфайки летели во все стороны комья ваты. Раздался истошный почти звериный вопль вперемежку с матом. На полу катались собака и человек. Тракторист так вошёл в раж, что сам, встав на четвереньки, начал гоняться за собакой под столом, в надежде задушить агрессора. И, пожалуй, задушил бы, но, к счастью, ему никак не удавалось поймать шустрого терьера: тот оставался верным тактике работы в норах. Опасаясь за жизнь обоих, мы с трудом их растащили. Кобель рычал, сидя под присмотром в одном углу, в другом матерился тракторист. В чувство его привёл лишь стакан водки.
На следующий день терьер по-прежнему занимался крысами. К его заботам добавились ещё и куницы, которых немало развелось в полузаброшенном селе.
…До вечерней охоты оставалось часа два. Мы уже начали собираться, и Сергей позвал собаку. Вдруг видим — ползёт наш терьер, жалобно поскуливая. Сначала мы не поняли, что с ним. Но когда увидели тянувшиеся за собакой кишки из распоротого живота, все остолбенели. Первым очнулся Сергей:
– Ребята, что будем делать?!
– Собирай кишки, смывай прилипшую траву, закутывай в про-стынь — и к ветеринару! — сказал один из охотников.
Я не согласился, сославшись на то, что сельский ветеринар способен разве что скальпелем «подложить поросёнка» (кастрировать) или вскрыть чирей. А тут нужен настоящий хирург, поэтому надо ехать в больницу. Так и поступили.
Хирург нас знал и был крайне удивлён просьбой, ведь собак он ещё не оперировал.
— Давай, старина, это будет твоя первая операция по спасению животного, — подбодрил я его. — Людей сложнее резать, этот молчать будет — ко всему привык.
Операцию проводили на крыльце у егеря под светом фонарей. Ассистировал Сергей. Даже видавший виды егерь Куликов и тот не выдержал собачьей крови.
Израненный кобель, похоже, всё понимал и потому лежал спокойно. Он не проронил ни звука, ни когда внутренности промывали, ни когда зашивали живот. Хотя утверждают, что терьеры не столь чувствительны к боли, как другие собаки.
Теперь Норис надолго поселился в вольере и вёл себя на удивление спокойно — излечивался.
Перебрав все варианты получения столь серьёзного ранения, мы пришли к выводу, что, гоняясь за крысой или куницей, пёс налетел на осколок стекла, которого в избытке оставалось в старых заброшенных домах.
…Весной мы той же компанией поехали на гуся и опять подтрунивали над братом, мол, что теперь выкинет его любимец.
И вот снова непредвиденный случай. Григорий сбивает гуся, тот замертво падает. Но когда птицу взяли в руки, она ожила, её задела одна картечина. Полагая, что гусь не способен лететь, Сергей решил притравить терьера. Гуся отпустили, пёс тут же вцепился ему в тело ближе к шее, но сильная птица делает несколько шагов, расправляет крылья и медленно, с трудом поднимается в воздух вместе с Норисом на спине… Кто-то почти истерично кричит: «Стреляй!».
– Да куда стрелять, там собака.
Пришлось псу катапультироваться с двухметровой высоты. Гусь ещё далеко не ушёл, его можно было сбить, однако Сергей настолько опешил, что стоял, будто заворожённый, и смотрел, как отважная птица набирает высоту…
Очнулся он от крика Григория:
– Чего стоишь, рот разинул, ты мне своими экспериментами всю охоту испортил!
– А я знал? Стрелять надо лучше, чтобы подранки не оставались, — огрызнулся дрессировщик терьера на гуся.
На необычное зрелище собралась вся компания, и уж тут Сергей наслушался едких слов: мол, Норис намеревался от тебя улететь в Новую Зеландию, так как ему надоело тонуть в болотах, в колодцах и жариться на плите, а там ему в самый раз, там много всякой живности в норах живёт.
…После этого происшествия, поколебавшего охотничье реноме Сергея, пса на охоту брать перестали. Его передали в полную власть детям, с которыми он не без удовольствия проводил время. Правда, очень волновался, когда хозяин грузил в машину ружья и рюкзаки — бегал вокруг, скулил и всё норовил прыгнуть в салон машины.
А когда брат возвращался, тот обнюхивал вещи и радовался, улавливая знакомые запахи болота и дичи.
Прошло несколько лет. Терьер привык ублажать детей, а те, в свою очередь, его. Теперь ему не нужно было бегать с палкой в зубах и просить, чтобы его повертели. Спокойная без опасностей и тревог жизнь на дачном участке обеспечила ему достойную старость.
Tags: Эссе Project: Moloko Author: Гуров Александр
Спасибо за лайк
