Двухместная палата

В больничную палату, залитую солнечным светом, вошёл немолодой мужчина в спортивном костюме и с небольшим полиэтиленовым пакетом. Он остановился у дверей, поздоровался.

В палате две кровати вдоль стен. Одна свободная, застеленная чистым, местами порванным бельём. Жидкая подушка поставлена на угол треугольником, наверное, чтобы придать ей объёмный вид. Стены палаты выкрашены бледно-зелёной краской. На давно не мытом окне нет занавески. На второй койке лежал лысый и худой мужчина.

— Ко мне определили? Проходи, занимай свободную койку. – Вместо приветствия сказал он.
Цвет его лица мало чем отличался от цвета краски на стенах. Под одеялом его тело едва угадывалось. Говорил он с одышкой. Тяжело, со свистом втягивал в себя воздух после каждого слова.

Вошедший подошёл к свободной койке, вытащил из пакета салфетку, расстелил на тумбочке. На неё поставил чашку, тарелку и коричневый увесистый томик, сверху — очки. Скрутил пакет плотнее с вещами, которые в нём остались, и положил в ящик тумбочки. Потом сел на кровать, опёрся руками о край и посмотрел на лежавшего напротив мужчину.

— Давайте познакомимся. Нам соседствовать какое-то время. Меня зовут Павел. – Замер, ожидая ответа.

— Михаил, – буркнул худой.

— Вот и хорошо. Не первый раз здесь лежите? — Павел с сочувствием посмотрел на впалые щёки, заострившийся нос, бескровные губы и тоскливый взгляд соседа.

— Пропишусь скоро. Дома реже живу, чем в больнице. А вы, как я погляжу, первый раз, ещё свеженький. Сеансов через десять станете таким же. Потравят вас…. – Он не договорил, отвернул голову к стене и закашлялся.

— На всё воля Божья. – Вздохнул Павел.

Михаил повернул к нему голову с проступившими от кашля слезами на глазах. Дышал прерывисто и с хрипами.

— А ты что, в Бога веришь? – В усталых глазах мелькнуло раздражение.

— Верю. А как без веры жить? — Павел пожал плечами.

— А что твоя вера для тебя сделала? Ты вон, тоже болеешь, раз сюда попал. Почему твой Бог тебя не спас, не исцелил? Грешил что ли сильно? – Прерывисто, с присвистом сыпал словами Михаил.

— Как все. Прости, Господи. Богу лучше знать, какое испытание дать каждому. Болезнь – это испытание и очищение от греха. А ты не спеши с Бога спрашивать.

— Чудно говоришь ты. Как поп. – Усмешка Михаила больше походила на брезгливую гримасу.

— А ты, Михаил, никак большевик? – Парировал Павел.

— Кто? Какой я большевик? Ты знаешь, какой нынче год? Нет большевиков и товарищей. Господа мы теперь все.

— Просто попами священнослужителей называли большевики, красноармейцы, революционеры. Так ты из них будешь? – Павел говорил спокойно, ничуть не осуждая и не обижаясь.

— Никто, — буркнул Михаил. — Я рабочий. Всю жизнь у станка простоял. Верой правдой… Кхе-кхе… – Михаил снова закашлялся. Потом удобнее устроил голову на подушке. Его острый нос теперь указывал на дверь, словно стрелка.

— А что у вас? – Сменил скользкую тему разговора Павел.

— Желудок. Вернее его отсутствие. Вырезали. И дышать не могу. Раньше поесть любил, а теперь даже думать о еде тошно.

Павел кивнул, показывая, что понимает. Тут дверь в палату открылась и вошла молоденькая медсестра в голубом хлопчатобумажном костюме и такой же шапочке.

— Павел Семёнович Ворохов — это вы? Пойдёмте со мной. – Она улыбнулась, и в палате стало вдвое больше света.

— А с собой нужно, что брать, дочка? – Павел с готовностью поднялся с кровати, в глазах — смирение перед неизбежным.

— Нет. Вам всё дадут.

И Павел пошёл к двери, в которую уже вышла сестричка.

— Ты там, это, думай о чём-нибудь хорошем, помогает, — Напутствовал Михаил.

Павел вернулся в палату только через два часа. Вошёл чуть покачиваясь, глядя под ноги. Уходил бодрым, а вернулся съежившимся, вмиг постаревшим. Тяжело опустился на край кровати, стряхнул шлёпанцы, закинул ноги и лёг, подмяв под голову подушку. Пружины под ним жалобно скрипнули.

— Что? Плохо? – Михаил посмотрел с сочувствием.

— Да, хорошего мало. Не хотел проходить через это, но жена настояла. Мол, надо попробовать, вдруг поможет. – Павел уставился в потолок.

Неровная тонкая трещина шла по нему от двери к окну, разветвляясь, словно дерево. В коридоре послышалось позвякивание посуды и грохот колёс по неровному линолеуму пола. Шум стих недалеко.

— Обед привезли. С конца коридора начинают раздавать. — Михаил, как сторожил, знал природу всех звуков в отделении.

Павел продолжал рассматривать трещину на потолке, словно это было самое важное для него сейчас занятие. Михаил тоже уставился в потолок.

— Чего молчишь? Говори, отвлекайся, легче будет. – Посоветовал он.

— Я разговариваю. Молюсь, — не отрывая глаз от трещины на потолке ответил Павел.

— А разве так молятся? На коленях, переде иконой нужно. — Размышлял Михаил.

— Много ты знаешь как нужно. По-всякому молятся. Богу не важно, в каком положении твоё тело, важно твоё сердце и искренние слова. Он слышит и громкие молитвы и беззвучные. – Павел прикрыл глаза.

— Извини, что отвлекаю. Молись. Мне то что. Может, сможешь вымолить помилование. — Михаил замолчал.

Павел не ответил. На него накатывала волнами тошнота и головокружение. Колёса каталки с обедом простучали в коридоре чуть ближе и снова затихли. Вскоре дверь распахнулась, и полная санитарка внесла в палату две тарелки с супом. Поставила их на тумбочки, не проронив ни капли. Потом настала очередь вторых блюд – слипшихся макарон непонятно с чем. Вернулась с чайником и разлила по чашкам бледный чай. Ничего не сказав, она вышла и закрыла за собой дверь. Колёса каталки застучали по коридору к следующей палате.

— Если не тошнит, попробуй есть. Потом хуже будет. Быстро вес потеряешь и станешь как я. – Посоветовал Михаил.

Он приподнялся на локтях, подтянул своё тело и сел, прижавшись к спинке кровати. Устроил сзади удобнее подушку. Несколько минут даже после такой маленькой нагрузки восстанавливал дыхание. Сил держать тарелку перед собой не было. Он зачерпнул ложкой суп и поднёс ко рту.

— Ничего, съедобно.

Съел несколько ложек и прикрыл глаза. Отдыхал, тяжело дыша. Павел к еде не притронулся.

— Не спите? А что ваш Бог говорит про смерть? Есть там что-нибудь, или это только так, сказки всякие для успокоения души и нервишек. Иной раз думаю, скорее бы умереть, но как представлю, что меня не будет больше, так сердце от ужаса того и гляди остановится. А вы боитесь смерти? – Михаил повернул голову к Павлу.

— Её все боятся. А что там, кто ж знает. Евангелие говорит, что кто испытывает муки болезни здесь, на земле, тот наследует Царство Небесное.

— А что это? Вроде как здесь, только на небе? — Проявил интерес Михаил. Тема его действительно волновала.

— Можно и так сказать. – Павел сглотнул густой комок слюны.

— Та же мука получается. – Разочарованно протянул Михаил.

— Нет. Там свет, покой и любовь.

— А я там тоже буду больным? Лучше тогда не надо. Не хочу больше так существовать, намаялся. — Михаил снова закашлялся.

— Это, смотря, куда попадешь. У Бога все души преображаются. Там нет больных и увечных. Все здоровы и красивы. Ну, а в другом месте, сам понимаешь, наоборот. — Павла неожиданно увлекла беседа.

— Я столько накуролесил в жизни, что не знаю, где и окажусь. – Михаил вздохнул. – Эх, начать бы жизнь сначала, по-другому всё устроил бы.

Они говорили долго. Павел привык уже к свистящему дыханию Михаила на соседней койке. Только ночью разговор постепенно сошёл на нет, и почти одновременно они заснули.

В палате было светло, когда Павел открыл глаза. Его насторожила тишина. Он повернул голову и увидел заострившийся профиль Михаила. Окликнул. Никакой реакции. Встал и подошёл к соседней койке.

— Господи, прими душу усопшего раба твоего Михаила. Прости ему все согрешения вольные и невольные. … — Молился Павел над телом. — Прими его как раскаявшегося разбойника и утешь в обители Царства Твоего Небесного… — Когда закончил, вышел в коридор и позвал медсестру.

Через четыре дня, после завтрака, он сидел на кровати. Рядом с ним стоял полиэтиленовый пакет с вещами — ожидал выписки. Дверь открылась, вошла полная пожилая медсестра и поздоровалась.

— К вам сосед, чтобы не скучали. Проходите, Игорь Николаевич. – Сказала она и отошла в сторону, пропуская крупного мужчину. — Устраивайтесь, я позже зайду.

У мужчины был растерянный, поникший вид. Он покосился на пустую кровать.

— Здравствуйте, вы выписываетесь? Жалко. Я Игорь. А кто здесь до меня лежал? Не умер, случайно? — В глазах его плескалась тревога.
Он нерешительно стоял у кровати.

— Поправился. — Павел прикрыл глаза.

— Уф, а я боялся, что умер. Неприятно лежать на месте, где кто-то умер. — Игорь осмелел и сел на край кровати.

— На каждой койке кто-то умирает. Этого ли следует бояться? — Философски заметил Павел.

— Согласен, но всё же неприятно. – Игорь осмотрелся.

Павел уже устал сидеть, ждать выписку. Хотелось скорее на свежий воздух, домой. «Господи, да будет воля твоя…»

— А сколько раз вы уже тут? Я – первый. Говорят, тяжело проходит лечение… — Начал Игорь.

— Павел Семёнович, держите. – В палату вошла черноглазая медсестра и протянула документы. — Вы на следующий курс записались? Нет? Пойдёмте. – Павел тяжело поднялся и пошёл за ней по обшарпанному коридору.

— Вы такая молодая. Тяжело, наверное, работать здесь? – спросил он, чтобы не молчать.
От того, что курс позади, что скоро будет дома, сердце радостно поднывало.

— Иногда. У меня мама умерла здесь. — Она помолчала. — А вам, тяжело приводить людей к Богу? – Девушка обернулась к нему.

— Иногда. – Усмехнулся Павел.
Он вспомнил Михаила, как тот задавал вопросы, как сказал, что решил не мучить себя, не проходить больше лечения. Устал.«Уж лучше у Бога, чем здесь».

«Эх, Михаил. Так и вышло. А мне, сколько раз уготовано проходить испытание? Сколько людей, боли, слёз и утерянных надежд видели эти стены? Даже они не выдерживают, вон как осыпаются. Укрепи и помоги, Господи».

Спасибо за лайк

Источник

Понравилось? Поделись с друзьями:
WordPress: 8.56MB | MySQL:66 | 0,312sec