Утро доктора Иванова началось с пятиминутки. Врачи ночной смены докладывали о новых поступивших пациентах, о тех, кто готов к выписке, о возникших осложнениях и способах их купирования…
Молодой педиатр Иванов только что расстался со своей невестой Наденькой. Он пребывал под впечатлением от её нежных рук и поцелуев, потому слушал вполуха. На обходе всё сам увидит.
Он переходил от палаты к палате, здоровался, расспрашивал мамочек, как дети себя чувствуют, а с детьми постарше, кто лежал в стационаре без родителей, разговаривал по-взрослому, обращаясь к ним на «вы». Дети его любили, хотя он ничего особенного для этого не делал. Просто к каждому относился со вниманием и терпением, словно он единственный в больнице.
Маленькие пациенты, не привыкшие к такому отношению даже дома, отвечали ему послушанием и обожанием. Ведь им доставалась не капелька, а всё внимание молодого начинающего доктора. Даже те, кто панически боялся процедур и уколов, с ним храбро переносили все испытания.
В последней палате Иванов увидел нового мальчика лет четырёх, смотревшего на него огромными испуганными глазами. По «скорой» привезли накануне поздно вечером с высокой температурой и кашлем. Назначили тяжёлую артиллерию лечения уколами и обследования. Он, конечно, настрадался от всего этого, боялся всего и каждого.
Молодая, измученная бессонными ночами мама сидела с ним рядом. Плечи опущены, тёмные круги под глазами. От зеленоватой краски на стенах палаты, кожа на её лице казалась тоже болезненно зелёной.
— Как тебя зовут? – обратился Иванов к мальчику и, увидев, что мама хочет ответить за него, остановил её знаком руки.
— Дима Иванов, – тихо прошептал мальчик, едва шевеля губами.
— Я тоже доктор Иванов. Значит, мы с тобой тёзки. Можно мне послушать тебя?
Мальчик подумал, глядя пристально на доктора. Иванов терпеливо ждал, тоже внимательно разглядывая мальчика. Наконец, Дима кивнул. Мама помогла мальчику задрать край футболки. Иванов приложил к груди фонендоскоп и услышал хрипы, скребущие по стенкам бронхов, хлюпанье лопающихся пузырьков воздуха, проходивших сквозь вязкую мокроту.
— И ест плохо, – добавила мама мальчика.
— А температура?
— Тридцать семь и шесть с утра, — с готовностью ответила женщина. — Доктор, можно вас? – Она встала и потянула его к окну. – Я не могу с ним целый день здесь оставаться. Понимаю, что маленький, но я должна работать. У нас с ним никого нет. Когда ещё больничный оплатят, а я ещё подрабатываю неофициально. Уволят, на что его кормить буду после больницы? Лекарства покупать надо, за квартиру платить. Я после работы сразу сюда, всю ночь с ним буду. Можно? Не ругайте меня. Я его очень люблю, но деньги тоже нужны.
Она стояла маленькая и измученная, нервно ломая пальцы, и смотрела виновато.
— Хорошо. Я поговорю с заведующей. Хотя, сами понимаете, это не приветствуется у нас.
— Спасибо вам!
Доктор Иванов продолжил обход. Через два часа он вспомнил о мальчике и зашёл в палату. Дима всё так же лежал, обняв старого потрёпанного медведя, и тяжело дышал.
— У меня время есть, хочешь, книжку почитаю? — Иванов улыбнулся, и от углов глаз разбежались тонкие лучики морщинок.
Время от времени он навещал мальчика. Вечером пришла его уставшая мама. Когда в палатах погасили свет, оставив только дежурные светильники в коридоре, молодой доктор снова зашёл к Диме. Мальчик спал, а мама сидела у него в ногах, пристроив голову на сложенные руки на спинке кровати. Она испуганно дёрнулась, когда он тронул её плечо.
— Идите в ординаторскую и поспите нормально на диване. Вам надо выспаться. — Женщина благодарно кивнула.
Утром он забежал в палату. Дима улыбался, да и его мама смотрела веселее, чем накануне.
— Ну, сегодня ты гораздо лучше выглядишь. Моё дежурство закончилось. Увидимся завтра. – Попрощался он.
— Доктор Иванов, – окликнула его Ирина Викторовна, заведующая отделением, у дверей ординаторской, — зайдите ко мне.
В больнице её все побаивались. Была она строгая, острая на язык и спуску никому не давала. За врачебные ошибки безжалостно увольняла. Просто так никого к себе не вызывала. Иванов приготовился выслушать претензии, вспоминая, что мог натворить.
— Мне доложили, что мамаша одного из детей спала в ординаторской. Это недопустимо. Правила отделения одинаковы для всех. И вас попрошу их не нарушать впредь. Мамам разрешают находиться в больнице, чтобы они ухаживали за своими детьми, а не проводили время с комфортом. Мне сказали, что её целый день не было с мальчиком. Это больница, а не ночлежка. Если вы будете жалеть и помогать всем, поверьте, надолго вас не хватит.
— Извините, я понимаю. Я хотел сам поговорить с вами о ней. Женщина работает на двух работах, на одной неофициально. Не может позволить себе взять больничный, иначе её уволят, им с сыном не на что будет жить, покупать лекарства. Она не высыпается…
— Поглядите, какой добрый. А мы все, значит, жестокие и бездушные? – резко оборвала его заведующая.
— Я так не сказал, Ирина Викторовна. Просто я знаю, каково это, когда некому помочь. Мама родила сестрёнку, когда мне было четыре года. Отец почти сразу ушёл к другой женщине. Мать получала на алименты сущие копейки. Тоже работала на двух работах. Покормит нас и уходит, а я с сестрёнкой оставался. А ночами она штопала, шила и готовила. Я не видел, чтобы она спала.
Сестрёнке шёл второй год, когда она заболела. Плакала, капризничала, а я никак не мог её успокоить. Сил не хватало брать её на руки. Мобильника у мамы не было. Я не знал, что делать, а сестрёнка стала вялой и горела огнём. Я побежал по соседям, но не мог достать до звонка, стучал в двери. Никого не было дома или не открыли.
По счастью, мальчик возвращался из школы. Я попросил помочь мне. Он впустил меня в свою квартиру, набрал номер «скорой» и передал мне трубку. Я сбивчиво просил приехать, потому что младшая сестрёнка горячая как батарея. Меня спросили, сколько ей лет, а я ответил, что не знаю, а мне пять. Адрес? От страха я забыл название улицы и разревелся.
Когда пришла мама, сестрёнка лежала в кроватке и хрипела, а я рыдал рядом. Она побежала к соседям вызывать «скорую». В общем, было уже поздно, и сестрёнка умерла в больнице.
Самое обидное, что отец вернулся, когда мне было уже пятнадцать. Он жаловался, что болеет, что никому не нужен, просил прощения. Мама его оставила бы у нас. Я знаю. Но я его выгнал. Я кричал, что нам он нужен был десять лет назад, когда я маленький сидел с Надей, а мама работала, чтобы кормить и одевать нас. А он гулял с другими женщинами. Я его даже не помнил, а сестрёнка умерла. Я кричал, что не могу его любить и жалеть. Он кроме алиментов ни копейки не дал нам. И поставил маме условие — или я или он. Мама расплакалась, но попросила отца уйти.
Я ни разу не пожалел, что выгнал не отца, а мужчину, который поучаствовал в моём появлении на свет. У той женщины тоже нет мужа. Тоже, наверное, бросил её с сыном. Ей не на кого надеяться. Мужчина, отец не хочет заботиться о сыне, а мальчик пусть подождёт, когда он нагуляется и придёт просить прощения.
Женщину вы осуждаете, что оставляет сына в больнице и приходит только вечером. И никаких претензий к отцу. Его просто нет. Если я могу помочь им чем-то, то я помогу, как и любому другому человеку в подобной ситуации. Вы не жестокие, просто не знаете, каково это, когда неоткуда ждать помощи. Моя мать не спала, работала как проклятая, ведь надо было кормить и одевать двоих детей. Оставляла меня пятилетнего с маленькой сестрёнкой. Она не сломалась. Я мужчина, я сильнее и буду помогать, чем могу.
Заведующая помолчала некоторое время после того, как доктор Иванов замолчал. Он сидел, опустив голову, упрекая себя за откровенность и за свою несдержанность.
— Хорошо, идите. Только постарайтесь другим не давать повода пользоваться вами.
Дома после ужина он сел рядом с матерью на диван перед телевизором. Он никогда не видел её праздно отдыхающей, всё время вязала и штопала что-нибудь.
— Мам, а ты когда-нибудь сердилась на меня, что я отца тогда выгнал.
— А почему ты вдруг сейчас спрашиваешь об этом? – Мать отложила вязание. — Жалко его было, да. Нет, никогда не сердилась. Ты правильно сделал. Женщина всегда надеется, что мужчина исправится, что с ним в доме легче. Он пил сильно. Думаю, с ним у нас было бы ещё больше проблем. Он сделал выбор, бросив нас. А ты себя не вини. Когда Наденька умерла, я думала, с ума сойду. Как я могла оставлять вас одних. Ты совсем маленький был, а я взвалила на тебя непосильную ношу. Ты прав. Он нужен был нам тогда, а не после…
Я ведь ходила к нему, к той женщине. Она меня выгнала, мол, не смогла мужика удержать, нечего детьми прикрываться, денег просить. Так стыдно было. – Мама помолчала. — Ни копейки сверх алиментов никогда не дал. Меня на работе сразу предупредили, если больничные часто буду брать, уволят. Время было тяжёлое.
Иванов положил голову на колени матери и прикрыл глаза. Он вспомнил вдруг, что вот так же лежал, когда мама была беременная, и он чувствовал, как в её животе что-то тихонько толкается прямо ему в щёку.
Спасибо за лайк
