Это было самое счастливое лето. Самое яркое, пламенное, ценное. Каждый день казался Елене особенным. Во время отпуска Он баловал ее, водил по ресторанам, взял с собой в командировку в Москву, оплатив отель, билеты и шоппинг.
После отпуска, несмотря на ее смутные опасения, он был по-прежнему нежен, заботлив, каждое утро забирал ее и увозил на работу, а в обед — в очередной ресторан.
До этого лета у нее в офисе не было обеда как такового: обычно Елена пила чай в течение дня, изредка доползая до холодильника за каким-нибудь бутербродом, стараясь как можно меньше отрываться от монитора. Сейчас же, каждый день ровно в 12:00 она, счастливо улыбаясь, покидала душный офис и отправлялась навстречу очередным приключениям.
Они проводили время вместе с раннего утра и до поздней ночи, и она была на пике блаженства, но ночью ее сковывали страхи и одиночество. Он уезжал ровно в час ночи, потому что дома у него ребенок.
Елена отучила себя спрашивать об этом как о случайной оплошности молодости, значимой, но незначительной для их отношений. Все, что она знала об этой части его жизни, можно описать кратко: ребенку семь, это дочка, она ходит на балет.
Они говорили часами о мире и людях, об устройстве Вселенной, о литературе, о работе, о жизни и прошлом, но никогда не касались того, что происходит, когда он возвращается домой.
Он не делал попыток познакомить Елену с дочкой, как-то сблизить, вызывая язвительные комментарии подруг на тему того, что она является лишь временным вариантом, и никакое будущее он с ней строить не собирается. Она видела девочку один раз издали: та шла с гувернанткой на занятия по танцам. Больше – ничего.
Первого сентября он сообщил, что не сможет пообедать с ней и, скорее всего, провести вечер из-за празднования Дня Знаний с дочкой.
— Мы можем провести праздник втроем! — собравшись с силами сказала она. – Я давно хочу с ней познакомиться.
— К сожалению, пока это невозможно! — спокойно ответил он. – Когда-нибудь потом.
Она кивнула, закусив губу. Он долго и пронзительно смотрел на нее, не произнося ни слова, а потом со вздохом произнес:
— Я попробую сегодня все устроить. Только не сообщай сразу, что мы вместе. Просто знакомая.
Елена кивнула.
Днем они пошли в ресторан втроем. Малышку звали Катя, она балансировала на грани скромной вежливости и бесшабашного дружелюбия, много и весело болтала о кружках, на которые ходит, о мультфильмах и черепашке дома. Елена раньше никогда не слышала о черепашке.
Любимый человек совершенно иначе раскрылся в компании ребенка: он был заботливым отцом, очень нежным, говорил с дочкой тем же тембром, что и с ней, а не привычным для остальным жестким стальным тоном.
Елена пыталась поймать волну, окунуться в новую атмосферу и привыкнуть, что в будущем ей, так или иначе, нужно будет взаимодействовать с Катей и делить ее отца. На рефлексию, как и разумные мысли, требуется много сил, а когда вся энергия уходит на попытки слушать детскую болтовню и справляться неловкостью – тут уже не до глубокого самоанализа.
Елена так и не поняла, какое чувство в этот обед преобладало, но с ужасом уловила отголоски ревности. Если обеды станут традицией, то это уйдет. И когда-нибудь они смогут стать одной семьей?…
Чувство усилилось и приобрело другой оттенок, когда девочка заговорила о маме. Елена так до сих пор и не знала точно, что с ней – развод, смерть, просто молча разъехались? Кольцо Он не носил, эту тему моментально перекрывал в разговорах.
После обеда они съели по мороженному и пошли вдоль набережной, болтая ни о чем. В какой-то момент он мимолетом взглянул на телефон и напряженно сказал:
— Нам пора.
— Уже? – удивилась Елена. – Ладно, пойдемте. А куда пора?
— Мне нужно отвезти дочку. Пожалуйста, доберись обратно самостоятельно.
Елена оторопела. Всего пара секунд, и две фигуры – высокая и статная и худенькая детская – скрылись в автомобиле. Елена осталась стоять у реки одна, растаявшее мороженое капало на подол ее платья.
В офисе Елена разрыдалась. Рой мыслей, одна другой хуже, заволокли ее голову. «Все-таки он женат»,- думала она. — Или не женат, но зависим от дочки, а я ей не понравилась. Это просто интрижка, Лена, девяносто дней лета и не более того, маленький отпуск большому бизнесмену, а дальше он забьет на тебя в точности также, как забивал на дочку все лето».
Он писал ей весь вечер, спрашивал о самочувствии, изобретал громоздкие комплименты, но она едва пролистывала их сквозь слезы и злость.
Второе сентября ничем не отличалось от остальных дней, кроме одного: Елена решила выпытать всё от начала и до конца. Решимость несколько поугасла, когда он, усталый, завалился на ее кровать потирая виски ледяными пальцами.
Вид у него был такой, будто разом прогорела его компания, сгорел дом, вымерли все морские котики на планете и так далее. Елена не смогла потревожить его в таком состоянии, и они заснули в обнимку.
Будильник в половине первого заставил его вскочить с кровати, извиниться и спешно уехать. Елена закрыла лицо руками и без сил снова рухнула в постель.
Третьего сентября она выключила будильник с первой его вибрации – он не заметил. Звонок в час сорок и женский голос на другом конце телефона заставили его вылететь из квартиры не прощаясь. На утро он оправдывался дочкой, Елена пыталась заставить себя верить в то, что звонила гувернантка, но выходило плохо.
Две нервные недели в подозрениях, постоянные недоговорки, тайны – Елена устала от всего этого. По вечерам она стала ссылаться на дела, стараясь вернуть жизнь в привычное до этого лета русло, много готовила, вернулась в тренажерный зал, стала выбираться на прогулки с подругами.
На одной из таких она и встретила Катю с гувернанткой. Она раздумывала с полминуты, а потом страх узнать лишнее, подтвердить опасения пересилил любопытство, и она не стала подходить. Настроение испортилось. Елена распрощалась с подругами и побрела в сторону дома, как вдруг Катя сама подбежала к ней.
— Видишь мама, это та тетя, с которой папа работает! — весело представил ее ребенок.
Елена не испытала шока. Подозрения подтвердились: это жена, а не гувернантка. И все же липкий ужас дрожью прошелся по ее телу, стало неприятно – от него, от себя.
«Просто любовница, вот кто ты, — мысленно усмехнулась она самой себе. – Обычная история. Просто очередная любовница для женатого мужика и ничего более».
— Здравствуйте, — неприветливо поздоровалась женщина. На вид ей лет тридцать пять, сухое недовольное лицо и хмурый взгляд за очками. – Вы работаете на моего мужа?
— Да, — сорвала Елена. – Меня зовут Елена.
— Очень приятно, Елена, меня зовут Ольга, я жена этого убл юдка. Забавно, он о вас не говорил. А вы красивая. Это я так, констатирую, — будничным голосом продолжила она. – Я все понимаю, он выглядит завидной партией: тоже красивый, статный, интеллигентный и умный, да еще и умеет понтануться чем попало – производит впечатление состоятельного человека. преуспевающего бизнесмена? Милая Елена, у него ни гроша нет, бизнес в последний год терпит одни убытки, он закредитован по самое горло, так что если вы рассчитываете на какое-то там состояние, то спешу огорчить: ничего у него за душой нет, в том числе и совести. Я догадывалась, что у него кто-то появился, конечно, догадывалась. Нельзя бесконечно оправдываться работой до ночи… Лена, скажите, вы его любите? – внезапно спросила Ольга.
Елена молчала.
— Я вот его уже очень давно не люблю, — призналась Ольга. – Не люблю и не уважаю. Не кучи долгов я ждала от этой жизни. Не мужа, который будет вечно где-то пропадать. Если хотите, забирайте его. Забирайте, пожалуйста, но со всеми долгами. Я очень давно хочу развестись. Буду лишь рада, если это сокровище кто-то приберет, — и она разрыдалась.
Елена неловко приобняла ее за плечи, но женщина скинула ее руку, а потом сама уткнулась ей в плечо носом.
— Знаете, — прошептала Ольга. – Знаете, я устала терпеть убытки, когда он водит кого-то по ресторанам, расплачиваясь кредиткой, которую будем закрывать с моей зарплаты. Давно бы продал машину, например… И закрыл свой чертов бизнес. Я очень давно хочу развестись, я предлагала, но он был против. Теперь он не будет против, теперь у него кто-то есть, — она улыбнулась. – Спасибо.
Домой Елена добрела в беспамятстве. Из ступора ее вывел звонок в дверь.
— Нам нужно поговорить, — отрывисто сообщил Он, заходя в квартиру. – Я знаю, что вы виделись.
— Не нужно, — устало ответила Елена. – Не хочу ничего слушать, я устала, едь домой к семье, пожалуйста.
Он нервно, заламывая руки, широким шагом добрался до кресла и рухнул в него.
— Ты права, я тебе не договаривал, — начал Он.
— Очень мягко сказано, — рассмеялась Елена. – Всего лишь забыл упомянуть, что женат. Я была уверена, что жена мертва или вроде того, и тебе просто больно это вспоминать…
— Я такого никогда не говорил, — перебил он. – У нас тяжелые отношения. Давнишний кризис – с самого рождения дочери. Мы давно отстранились друг от друга, но оставить я ее не могу, хоть и не люблю. Это было бы нечестно по отношению к ней.
— Она не против тебя оставить, как я поняла из нашего разговора, — заметила Елена.
— Уверена? – он прищурился. – Это лишь слова. На самом деле она никогда бы не ушла.
— Измена является серьезным основанием для развода.
— Не для нас, — спокойно парировал он. – Мы уже давно не считаемся обычной семьей: не проводим время вместе, спим в разных кроватях, если тебя это интересует. И все-таки я не могу оставить ее одну, это мать моего ребенка и ради дочери я должен стараться. Измена в нашем случае не причина. Олю сейчас волнуют только финансовые трудности, скорее всего, она про это говорила.
— Она ясно дала понять, что хочет развода.
— Так забавно, — горько усмехнулся он. – Тринадцать лет я ее полностью обеспечивал, и вот полгода не смог оплачивать все хотелки сиюминутно – к чему это привело. Ладно, развода не будет, это не обсуждается. Скажи, ты любишь меня?
— Ты же знаешь, — тихо ответила Елена, не поднимая глаз.
— Это не ответ.
— Даже пара часов разлуки на меня давит, и я не могу отвлечься работой или чем-то еще от мыслей о тебе. Я много рисую тебя или нас вместе. Мне очень хорошо просто жить с этим чувством, вспоминать твои черты и движения, когда ты далеко, твои прикосновения, объятия. Мне очень нравились все наши спокойные дни, тихие дискуссии, долгие разговоры, заботливые прикосновения. То, как ты обнимаешь меня в машине, когда подолгу не хочешь отпускать перед работой или другими делами. Мне просто нужно держать тебя за руку, слушать тебя, заботиться, чувствовать и знать, что ты испытываешь тоже самое. Видеть тебя, целовать, быть рядом – только в такие моменты я ощущаю себя живой. Но все это теперь не имеет смысла.
— Имеет, — спокойно ответил он. – Мы можем жить вчетвером. Ты будешь спать в моей спальне со мной, будем также проводить время, как и всегда, только официально под одной крышей. Будешь моей женой. Моей второй женой.
— А Оля? Ты же сказал, что, что развода не будет? У меня не укладывается в голове…
— Все просто, Оля будет заниматься дочкой, жить с нами, мы будем общаться все вместе. Попробуйте узнать друг друга получше, и вы найдете много общих интересов. Ты никогда не будешь одна, если я буду задерживаться на работе – моя жена тебе станет верной подругой, которая всегда будет рядом. Финансовые неурядицы наладятся к Новому году, это я могу гарантировать. Ну что, ты согласна?
— Нет, — четко произнесла Елена. — Разве может любовь быть такой? Либертины и гедонисты могут видеть любовь и так, но по мне откровенный садизм с ней никак не пересекается. Нет никакой чистоты и искренности в токсичных отношениях, нет никакой святости и добродетели, есть только чувства, и в них я верю – в болезненные, мучительные ощущения, длящиеся бесконечно, в пики эмоционального напряжения и сменяющие этот цикл моменты спокойствия – штиль перед штормом. Я в это верю, я это даже понимаю, но любовью назвать не могу. Любовь – она о заботе. О равенстве. Сильные ощущения могут быть при подъеме на высоту, при падении с парашютом, при уходе на вязкое дно. Это на них похоже? Ты это называешь любовью? Что же такое «любить» тогда? Дарить эти сильные эмоции, доводить до очередного упоительно обжигающего накала конфликта, ненавидеть, но ненавидеть во всей своей полноте чувств. Это оно? Нам не нужна созависимость на троих, я никогда не буду жить как любовница в одном доме с твоей женой. Так просто не может быть. И я этого не хочу. Это было хорошее лето, но скоро октябрь. Лето давно закончилось. Уходи, пожалуйста. Уходи и больше не возвращайся.
И он ушел. Елена долго грустила после расставания с ним. Все-таки она успела привязаться к этому мужчине. Точнее к тому, кем его считала. Ошиблась. Такое бывает. Хорошо, что время лечит даже очень глубокие раны. И она вылечилась. Снова встала на ноги, не теряя веры в то, что настоящая любовь все-таки существует.
